Он прислал его сразу после издания, но для чтения мне необходимы были свободное время и покой. Шпеер писал, что посылает его с большим сомнением, так как опасается, что написанное им противоречит моему вйдению нашего общего прошлого: «…ты принадлежишь к тем людям, которые принимают и чужие мнения. И не только сейчас (об этом не говорю), но и прежде ты была к людям вполне терпима. Поэтому я уверен, что на нашу дружбу эта книга никоим образом не повлияет».
Я на это тоже надеялась и еще до чтения «Дневника» была в этом уверена. Шпеер пишет то, в чем убежден. Это суть характера, за который я его глубоко уважала. И какими бы путями не шел этот человек, он не изменял себе. Другое дело, что менялись сами эти пути. Я ответила ему:
8 июня 1976 года.
Мой дорогой Альберт!
Если ты обо мне услышишь только теперь, после большого перерыва, то для этого было много причин. Самая важная, что я сначала хотела прочитать твою книгу и лишь потом написать ответ. Чтобы углубиться в чтение, мне пришлось уехать из Мюнхена, климат которого мне явно не подходит.
Твое предчувствие, что на меня прошлое и прежде всего личность Гитлера произвели отчасти совсем другое впечатление, подтвердилось. Но это не имеет ничего общего с нашей дружбой, которая, по крайней мере, с моей стороны, очень глубока, хотя я никогда не могла это выразить. Твоя книга — большое достижение, я думаю, что пойму тебя: твою борьбу с прошлым, твои внутренние противоречия с прежним отношением к Гитлеру и желание предостеречь всех, кто еще не может освободиться от чар, исходивших от фюрера.
Никто из окружения Гитлера, писавших о нем, не подошел так близко к истине. Удивительно, как много ты приложил усилий и сколько мужества тебе потребовалось. Ты не стараешься обелить самого себя, что должно вызвать уважение твоих врагов.
Вопреки всему — и ты меня простишь, если я скажу это, — ты не даешь однозначных ответов на миллионы раз повторяющиеся вопросы, которые никогда не прекратятся: что было такого в Гитлере, что не только немецкий народ, но и многие иностранцы были как будто околдованы им? И дело, вероятно, в том, что отрицательные стороны его личности ты описываешь ярче, чем положительные. Тот Гитлер, которого ты описываешь, не смог бы перевернуть весь мир, что реальному почти удалось. Здесь наши взгляды расходятся — а почему нет? Я мыслю совершенно иначе, чем Винифрид Вагнер,[533] которая еще и сегодня говорит: «Если бы Гитлер внезапно очутился передо мной, я приняла бы его как друга». Не могу и не хочу никогда забывать или прощать жуткие преступления, которые творились именем Гитлера или по его прямым указаниям. Но сочетание противоположных качеств в одной личности и давало ему чудовищную энергию. Кому еще это прочувствовать, как ни тебе — человеку, проведшему 20 лет в заключении и выстоявшему?
Я очень надеюсь, что мы сможем еще раз увидеться, не упоминая о прошлом.
Карибы