Мемуары

Здесь собрались самые знаменитые члены великого сейма 1788–92 г.: граф Потоцкий, граф Тадеуш Мостовский, знаменитый Юлиан Немцевич, Закржевский, городской голова Варшавы, известный своей честностью, патриотизмом и выдающимся мужеством, генерал Сокольницкий, добровольно севший с ним в заключение, чтобы не оставлять его, Килинский и Капосташ, уважаемые граждане Варшавы, первый хозяин сапожной мастерской, второй — меняльщик, или банкир, оба пользовавшиеся заслуженным влиянием на население Варшавы. Мы виделись с ними ежедневно. Вскоре после счастливых минут освобождения и взаимных свиданий все должны были, к общему прискорбию, расстаться.

Император осыпал подарками генерала Костюшко, чтобы дать ему возможность независимой жизни, и тот вынужден был принять их. Подарки эти тяготили его, и он вернул их при письме из Америки. В этом письме ему вновь пришлось выразить личную благодарность, которою все освобожденные от заключения и он сам, прежде всех, навсегда были обязаны императору Павлу.

В день Крещения — один из самых торжественных праздников православной церкви, когда происходит освящение воды, был большой военный парад, как принято у русских. Император хотел обставить этот парад особенной торжественностью. Гвардия и все ближние полки были собраны и выстроены на берегу Невы, между Зимним дворцом и адмиралтейством. Туда сошла императорская фамилия. Придворным дан был приказ явиться в парадных костюмах. Император лично командовал армией; он любил выдвигаться в подобных случаях. Он и великие князья продефилировали во главе войска перед императрицей, великими княгинями и княжнами. Мне казалось, что это дефилирование никогда не кончится: холод был свыше 17 градусов по Реомюру. Мы были одеты в шелковые чулки, шитые костюмы и пр. и стояли с непокрытой головой; мы постарались надеть вниз что-нибудь потеплее, но это ни к чему не привело и не помогло нам: в этот день я испытал муки замерзающего человека. Я не чувствовал ни рук, ни ног; напрасно я переминался с ноги на ногу и прыгал на месте, как и многие другие, испытывавшие такие же страдания и, подобно мне, уже не обращавшие больше внимания на торжественность обстановки и приличие, так как нам почти угрожала смерть. Ледяной холод пронизывал нас все больше и больше. Мне казалось, что половина моего тела уже отмерзла. Наконец, не будучи более в силах выдерживать это мучение, я ушел домой, где в продолжение нескольких часов едва мог отогреться. Память об этом дне осталась у меня в виде отмороженных пальцев на руках; они часто, при малейшем холоде, теряют всякую чувствительность.

Я уже говорил, что прежде чем приехать в Петербург, мы с братом провели около шести месяцев в Гродно, где жил задержанный там король наш Станислав-Август. Во время этого пребывания мы являлись к нему на обеды, а по вечерам он дружески, по-родственному принимал нас.

Император Павел, любивший делать все иначе, чем его мать, тотчас по восшествии на престол пригласил польского короля приехать в Петербург. Павел, будучи еще великим князем, и великая княгиня Мария, его супруга, во время их путешествия за границу, кажется, в 1785 году, проезжали по югу Польши. Король Станислав-Август выехал из Варшавы, чтобы встретить их в пути и устроить им в своем королевстве прием. Главный прием был в Висновицах, в замке, принадлежавшем графу Мнишек, гофмаршалу короны, мужу одной из племянниц короля, дочери Подольского воеводы Замойского, который потом долго жил со своими детьми в Париже и получил известность недостатком такта и постоянными недоразумениями.

Княжеский замок в Висновицах принадлежал роду Вишневецких, теперь уже прекратившемуся. Последняя наследница этого рода вышла замуж за одного из Мнишков, потомка того Мнишка, дочь которого некоторое время занимала русский трон. Аппартаменты замка были наполнены ценными историческими портретами; между прочим, там были портреты знаменитой Марины и Димитрия и картины, изображавшие их коронование в Москве.

В этом прекрасном помещении король Станислав-Август праздновал благополучное прибытие русского великого князя в Польское королевство. Станислав-Август умел быть любезным и приобрел расположение Павла; он также сумел понравиться и великой княгине Марии. Между ними шли конфиденциальные разговоры, быть может, были даны даже обещания и, во всяком случае, были поданы несбывшиеся никогда надежды, на тот случай, когда Павел получит власть, и у него явится возможность сторицею отблагодарить своего хозяина за великолепный и дружеский прием, оказанный ему в Польше.