Однажды, когда она стояла подле камина, на ней загорелось платье. В ужасе она бросилась бежать; Констанция Нарбут хотела ее остановить, чтобы затушить горящее платье, но не могла ее поймать. В соседней комнате гувернантка детей, мадемуазель Пти, играла свою обычную партию в пикет с г-ном Норблэн. Норблэн прибежал на крик детей, схватил несчастную и кое-как потушил огонь, набросив на нее случившееся у него под руками пальто. Но сестра получила страшные ожоги. Вначале думали, что можно будет залечить ее раны, и несколько дней питали эту дорогую надежду. Но, к несчастью, сестра была слишком нежна и хрупка, чтобы перенести такое потрясение и умерла через несколько дней.
Мать была больна в это время. Она родила сестру Габриэль, которая прожила всего несколько дней.
Пришлось скрыть от нее смерть старшей дочери. Мать постоянно звала ее к себе, но доктор Ион, бывший ее домашним врачом, не позволял ей встать с постели. Ежедневно писала она дочери письма и настаивала, чтобы ее впустили к ней, так что, в конце концов, доктор был вынужден открыть правду. При этом известии одну половину ее тела разбил паралич, и она долгое время должна была ходить на костылях. Только при помощи электричества удалось вылечить ее ногу.
Я также только что оправился тогда от серьезной болезни, причинившей много беспокойств. Долго скрывали и от меня смерть сестры, и прислуживавший нам камердинер делал вид, что ходил справляться о ее здоровье и приносил ответ, что она все в том же положении. Я был очень привязан к сестре, и слезы о ней были моими первыми слезами, вызванными острым горем. И теперь еще я думаю об этой сестре, которая была так добра, так ласкова, душа которой была так прекрасна, что и родители и мы, дети, горячо любили ее.
Отец в это время находился в Вильно. Он занимал там место председателя суда.
Возвращаясь на каникулярное время в Варшаву, он еще ничего не знал о случившемся. Переправляясь на пароме через Вислу, между Прагой и Варшавой, он спросил у паромщика, нет ли чего-нибудь нового, и тот рассказал ему о смерти сестры.
Отец не хотел верить рассказу, и уже потом воевода сообщил ему все остальные подробности этого несчастья. Он упал на пол в зале, и я видел, как слезы хлынули у него из глаз.
Домик моей сестры был перенесен в лес и сохранен как реликвия. День ее смерти, четверг, был долго для нас днем траура, и мы проводили его в религиозных размышлениях, а мать всегда посвящала этот день какому-нибудь доброму делу.
Княгиня Анна Сангушко, дочь княгини Сапеги, жены литовского канцлера, также принадлежала к числу обитателей Повонзков. Позже там поселилась и жена Северина Потоцкого.
Мать часто бывала у них в доме, где устраивались всякого рода развлечения. Между прочими у них ставили оперу под названием «Земира и Азор».
В одном из актов этой оперы на сцене появлялись и две из моих сестер с девицей Нарбут. Сцена представляла заколдованный замок, где сестры должны были утешать горюющую Земиру.
После смерти сестры эту оперу поставили в варшавском театре. Мать пожелала посмотреть ее, но во время того действия, о котором я только что сказал, она не могла сдержать себя, с ней случился припадок такого отчаянья, что она должна была уехать из театра, несмотря на все старания княгини Сангушко ее успокоить. Я присутствовал при этой тяжелой сцене. Спустя некоторое время все вошло в свою колею, как обыкновенно и бывает на свете, снова начали собираться в Повонзках. Опять пошли празднества, и колония увеличилась новыми членами. Графиня Тышкевич, дочь княгини Понятовской, урожденной Кинской, племянницы короля, была принята нами очень торжественно. Она была большая приятельница матери; об этом я скажу после.
В молодости она лишилась вследствие какой-то болезни одного глаза, и ей вставили стеклянный, тем не менее она была очень красива и любила мужские удовольствия (охоту, верховую езду). Желая выказать чем-нибудь свою признательность моей матери, г-жа Тышкевич придумала поставить в Повонзках комедию под названием «Пятнадцатилетний влюбленный». Она одела мужской костюм и играла роль этого влюбленного, а моя вторая сестра изображала предмет его страсти. Театр был устроен в овчарне. Госпожа Тышкевич, уже переодетая в мужской костюм, приехала туда верхом. После представления был устроен легкий ужин.
Ставили пьесы также и у княгини Сапеги, жены канцлера. Однажды у них поставили оперу «Колония», и роли исполнялись княгиней Радзивилл, урожденной Пшечдецкой, часто приезжавшей к нам в Повонзки и обладавшей между прочим прекрасным голосом, затем моей матерью, господином Война, который впоследствии был послом в Риме, и артиллерийским генералом Брюлем.