Мемуары

Среди визиток мне бросились в глаза две с очень известными именами. На одной значилось Ф.-В. Кёбнер, на другой — Карл Фолльмёллер[35], автор пьесы «Чудо», с большим размахом поставленной Максом Рейнхардтом[36]. Я знала, что драматург дружит с Рейнхардтом. Кёбнер же был главным редактором популярного журнала мод, кажется, «Элегантная дама».

На своей карточке Фолльмёллер приписал от руки: «С удовольствием познакомлюсь с Вами и обещаю всяческую помощь».

Ему словно бы вторил Кёбнер: «Вы очень красивы, я помогу Вам сделать блестящую карьеру».

Однажды во второй половине дня я попросила доложить о себе господину Кёбнеру, который жил в западной части города на первом этаже довольно необычного дома. Дверь открыла молодая девушка. Помещение, куда она ввела меня, показалось каким-то странным. Все стены были сплошь увешаны фотографиями — ни торсов, ни лиц, только ножки. Скоро в комнату вошел Кёбнер — стройный, довольно высокий, одетый небрежно, но стильно. Приветствуя меня, он улыбнулся как-то уж очень многозначительно. Я сразу насторожилась.

— Прелестная дева, приподнимите-ка вашу юбочку.

Юбка моя и так была коротка.

— Пожалуйста, поднимите ее немного повыше, выше колен, — настаивал Кёбнер.

По глупости я послушалась его, но быстро опомнилась и гневно спросила:

— Что все это значит?

Он покровительственно ухмыльнулся и произнес, словно собирался сделать грандиозный подарок:

— Я устрою вам сольный номер в «Скале», если вы умеете танцевать так же хорошо, как хороши ваши ноги.

«Скала» был крупнейшим театром-варьете Берлина, известным во всем мире своей интернациональной программой. Если господин Кёбнер полагал, что я от радости брошусь ему на шею, то он ошибался. Я раздумывала всего лишь минутку и столь же язвительно улыбнулась:

— Извините, господин Кёбнер, но у меня никогда не было намерения выступать в варьете, даже если оно столь знаменито, как «Скала». Я буду танцевать только в театрах и концертных залах.

Явно оскорбленный, он посмотрел на меня как на ненормальную:

— Ну, что ж, тогда желаю больших успехов.

Он открыл дверь и выпроводил меня.

Визит к Фолльмёллеру протекал совсем по-другому. Собственно, после встречи с Кёбнером мне больше не хотелось знакомиться ни с одним мужчиной из мира шоу-бизнеса. Но сотрудничество Фолльмёллера с Максом Рейнхардтом, чьи постановки в Немецком театре или в Камерном театре[37] я старалась никогда не пропускать, все-таки подвигли меня на этот визит. Так, однажды во второй половине дня я оказалась на площади Паризерплац, перед фешенебельным домом, совсем недалеко от Бранденбургских ворот, на той стороне, где десять лет спустя будет находиться канцелярия Геббельса.

Слуга ввел меня в красивую комнату с антикварной мебелью, тяжелыми коврами, дорогими картинами — все тут гармонировало друг с другом, здесь не было ничего лишнего или чрезмерного. Тихо, почти не слышно вошел доктор Фолльмёллер. В этом интерьере он производил впечатление человека изысканного, словно пришедшего из эпохи барокко или рококо. У него было худощавое лицо, серые глаза и светло-каштановые волосы. Здороваясь, он поцеловал мне руку — впервые в моей жизни. Слуга подал чай и печенье. Фолльмёллер предложил сигарету, от которой я отказалась.

— Можно предложить вам ликер?

Я вновь ответила отрицательно.

— Не выношу спиртного, от него кружится голова и хочется спать, — сказала я, извиняясь.

— Вы всегда такая правильная?

Я покачала головой и ответила с усмешкой:

— Не думаю, только у меня другие слабости.

— И какие же?

— Я очень своевольна и часто делаю не то, чего от меня требуют, и к тому же очень недипломатична.

— Что вы под этим подразумеваете?

— Иногда я говорю такое, что люди не хотят слышать.

— Но, глядя на вас, этого не скажешь. Вы производите впечатление кроткой женщины.

Потом разговор перешел на театр, танец и к моим планам на жизнь.

— Каким вы видите свое будущее?

— Я стану танцовщицей.

— А как и где вы собираетесь выступать?

— Как Импековен[38], Герт[39], Вигман[40]. В концертных залах и на театральных сценах.

— У вас есть богатый друг, который это финансирует?

Я засмеялась:

— Мне покровитель не нужен, я и сама всего добьюсь.

Он с улыбкой прервал меня:

— Крошка фройляйн Лени Рифеншталь — так ведь вас зовут? — вы кажетесь мне очень наивной. Вам нужен меценат, без него вы никогда не сможете чего-нибудь достигнуть. Никогда.

— Давайте спорить, — сказала я.

— Давайте, — согласился Фолльмёллер и попытался обнять меня.

Я отстранилась, встала и направилась к двери.

— До свидания, — холодно бросила я. — Была рада поболтать с вами.

Он попытался удержать меня, но я быстро вышла. Перед дверью обернулась:

— Обещаю вам — на мой первый вечер танца вы непременно получите приглашение.

И получил его — спустя полгода.

ФИЛЬМ ОБ ЭЙНШТЕЙНЕ