Мемуары

Впрочем, мой адвокат смог своевременно помешать появлению этого пасквиля. Тысячу раз я клялась себе: никогда более не буду ввязываться в судебные процессы, что бы обо мне ни написали. Но такую чудовищную клевету невозможно было пропустить.

Пришлось позвонить в Лондон, чтобы проинформировать Филиппа Хадсмита. Он решил немедленно вылететь в Париж.

— В данном случае, — по телефону подтвердил мой друг, — нам не избежать процесса.

Спустя несколько дней я уже находилась в Париже. Французский адвокат Жильбер Мативе, которого мне порекомендовал Шарль Форд, принял дело. Опровергнуть этот навет было нетрудно. Французская секретная служба, в чьих застенках я провела более трех лет, прекрасно знала практически о каждом моем шаге во время войны.

Сочинителем этого опуса был некий Виктор Александров. Процитирую лишь один пассаж:

В ходе первых допросов режиссера Лени Рифеншталь, проведенных французскими службами, выяснилось, что при упоминании имени Эйхмана, последняя не захотела давать какую-либо точную информацию. Лени Рифеншталь сняла один из своих документальных фильмов в концентрационных лагерях в сотрудничестве с шефом «Юденрефератес» отдела А 4. Без его подписи и конкретного разрешения высокого чиновника было невозможно попасть в концлагерь и снимать там фильмы. Опрошенная французскими, английскими и американскими службами, она ни в том, ни в другом, ни в третьем случае не захотела выдать место, где спрятала материалы, которые сняла для Гитлера и Геббельса. Эту тайну Лени Рифеншталь унесет с собой в могилу.

Как только серьезное издательство, дорожащее своей репутацией, могло распространять такие ужасные вещи о еще живом человеке, не выяснив предварительно истину? Однако мой французский адвокат был настроен оптимистически. Я могла легко доказать, что во время войны работала исключительно над фильмом «Долина», и впервые увидела имя Эйхмана в прессе, когда над ним шел процесс в Израиле. Первого декабря 1960 года, спустя несколько дней после подачи апелляции, парижский суд постановил, что книга об Эйхмане не должна выйти в свет, если не будут удалены порочащие меня высказывания.

Отчет об исходе процесса во французской прессе выглядел объективно, за исключением коммунистической «Юманите», разразившейся длинной подстрекательской статьей, автор которой сокрушался, что мне не суждено было оказаться повешенной в Нюрнберге как другим нацистским преступникам. Я поручила своему адвокату потребовать от «Юманите» публикации опровержения.

ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ В ЛОНДОНЕ

Из Парижа я вылетела в Лондон. Филипп Хадсмит, который взял на себя расходы по поездке и парижскому процессу, подготовил пресс-конференцию, где мне предстояло впервые представить английским журналистам олимпийские фильмы. Это одновременно было задумано и как реклама киноленты «Голубой свет», съемки которой должны были начаться в самое ближайшее время.

Я с нетерпением ждала знакомства с женой Филиппа, о которой, несмотря на наши дружеские отношения, он никогда подробно не рассказывал. Обстоятельства его недавнего бракосочетания были покрыты тайной. Совсем недавно Филипп уведомил меня об изменении адреса и при этом лишь упомянул о своей супруге. Вскоре от нее пришло письмо, из которого я узнала, что она француженка. Помимо прочего Агнес писала, что уверена: Филипп непременно решит все проблемы, — и я отчего-то прониклась к ней чувством глубокого расположения.

Теперь она сидела рядом в машине, посматривая на меня. Приятная женщина. В отеле, распаковывая вещи, Агнес рассказала, — при этом в каждом ее слове слышалась любовь к Филиппу, — как она счастлива, что может помочь ему собственными средствами выпустить «Голубой свет». Внезапно мне пришла в голову мысль: неужели Филипп должен был жениться только ради того, чтобы осуществить свою мечту о воссоздании «Голубого света»?

Вечером накануне пресс-конференции мы с Филиппом и Агнес отметили парижский успех. Но в Лондоне все пошло не так хорошо, как нам представлялось. Когда на следующий день происходило мое знакомство с журналистами, один из них с выражением глубокого презрения заявил:

— Я не могу пожать руку, обагренную кровью.

Другой прокричал:

— Почему вы не уничтожили Гитлера?

Это было ужасно. Пресс-конференцию пришлось прервать.