После этих съемок мы наконец прибыли в Шамони[159]. Вот он возвышается над нами, наш исполнитель главной роли — неуклюжий гигант Монблан. Вплоть до самой долины, сквозь зеленые леса сползали белые языки его ледников. Мы, киношники, стояли перед гостиницей «Гурме» и разглядывали в полевые бинокли белую глыбу. Высоко на хребте была видна крошечная хижина Валло, расположившаяся на высоте 4400 метров. Позднее нам пришлось в течение долгого времени квартировать в ней. Но сначала мы подыскали подходящую посадочную площадку для Удета. Вечером он позвонил из Лозанны и сообщил, что не может приземлиться на выбранной Фанком площадке у Гран-Мюле. Пришлось искать другое место. Так мы покинули Шамони и поднялись выше. Доктор Фанк, подхвативший грипп, остался пока внизу. Нашей целью была пустующая хижина Дюпюи. Восхождение было трудным. Сначала два часа шли осыпи и скалы, где пришлось нести лыжи, что было неудобно и утомительно. У границы снегов мы уронили в расселину рюкзак, в котором была ценная аппаратура и пленка, поэтому мы попытались достать его. Трудная спасательная акция оказалась напрасной: пролетев 300 метров, камера разбилась. Дальше путь до нашего убежища шел сквозь безмолвную пустыню.
Хижина оказалась крайне примитивной. Но после долгого утомительного восхождения ужин показался вкусным, хорошо пошел и грог. О сне в первую ночь нечего было и думать. Мы улеглись на жесткие, набитые соломой мешки, закутавшись в грязные одеяла. Было холодно, и тот, кто ожидал романтики, был глубоко разочарован. Вот несколько записей из моего дневника:
Мы кричим, машем руками и видим, что это не Удет, а вторая машина, которой управляет Клаус фон Сухоцки. Самолет проваливается, затем выравнивается, кружит над крышей хижины, оба сидящих в машине человека машут нам руками и бросают пакет, потом еще один — вот радость, они доставили нам продукты. А затем, порхая, вниз опускается еще кое-что — небольшой букетик гвоздик. Какая прелесть! С высоты 2000 метров они сбрасывают мне гвоздики. И самолет снова исчезает в тумане.
Облака начинают медленно подниматься. Если Удет вскоре не прилетит, для съемок будет слишком поздно. Солнце растопит лед, вода потечет ручьями, а это разрушит нужный нам эффект. Ждем уже четыре часа. И вот шум мотора. Пятнадцать пар глаз обшаривают небо и ничего не обнаруживают. Но затем вдалеке над облаками появляется черная точка. Это он — должен быть он! Зепп Алльгайер быстро забирается на снежную вершину, устанавливает аппарат и кинооператор Ангст. А мы все бросаемся на снег, чтобы не попасть в кадр. Операторы прильнули к окулярам. Теперь только не волноваться, никакого неловкого движения. Упустить эту единственную в своем роде возможность — значит, стать виновником невосполнимой потери.
Оба самолета уже жужжат над нами. Все остальное совершается с молниеносной быстротой. Кажется, будто самолет Удета проваливается — так неожиданно он снижается и садится на ледник. А кинооператоры снимают и снимают. Посадка самолета на ледник фиксируется на кинопленку впервые. Пятью минутами спустя нас снова окутывает туман. Облака уже дошли до нас и уплывают дальше — будто закрывается занавес. Приземление произошло в последнюю секунду. Но как теперь улететь Удету? Серая пелена становится все плотнее. Вдруг все окутывает тьма. И тут Удет решает махнуть рукой на опасность и лететь, потому что не может ждать здесь до ночи. Он запускает двигатель — и самолет соскальзывает в плотный туман. Мы слышим, как шум удаляется и затем стихает совсем. Удет улетел — доберется ли он до места? Найдет ли он путь среди множества скалистых вершин?