Мемуары

Тут вспомнилась сцена с Гессом, который сказал, что меня обвинял кто-то из штурмовиков. Мне стало страшно.

— Как вы можете защитить меня? — спросила я Дильса.

— Вас будут охранять круглые сутки. Вы этого не заметите и не будете испытывать никаких неудобств — до тех пор, пока мы не выявим всех людей, которые хотят причинить вам вред.

— Почему меня преследуют? — продолжала я все еще недоверчиво.

И тут Дильс сказал почти то же самое, что Удет:

— Потому что фюрер, который высоко ценит вас как художника — чего не могут понять многие товарищи по партии, — поручил вам снять фильм о всегерманском партийном съезде. У партийных функционеров, годами ожидавших подобного задания, это вызвало озлобление и было воспринято как провокация.

— Но все же знают, — возразила я, — что я не хотела снимать этот фильм, да и впредь не хочу.

— Дело не в этом. Тот факт, что Гитлер преклоняется перед вами, вызывает зависть и раздражение, особенно у жен партийных руководителей. Ходят слухи, что вы любовница Гитлера и потому можете стать опасной. Идут на всё, чтобы вызвать недовольство фюрера. Так, например, несколько дней тому назад на его столе оказалась бумага, прошедшая по разным инстанциям Министерства пропаганды, в которой утверждается, что ваша мать еврейка. Когда документ положили Гитлеру на стол, он будто бы в гневе смахнул его.

Я была поражена до глубины души. Было нетрудно догадаться, кому я обязана подобным «вниманием».

Пока Дильс неторопливо потягивал из бокала вино, я наблюдала за ним. Это был еще молодой мужчина, приятной внешности, который мог бы сыграть главную роль в каком-нибудь американском вестерне. Высокий, стройный, лицо с резкими чертами было отмечено шрамами, волосы и глаза темные — тип, который имел бы успех у женщин.

Чтобы отвлечь меня, Дильс переменил тему. Он стал рассказывать о своей работе на процессе по поджогу Рейхстага, который как раз проходил в это время. Суд привлек к себе внимание во всем мире, о причинах поджога существовала масса самых фантастических версий. Загадку, кажется, разгадали только в наши дни, но тем не менее не все историки согласны с высказанным Тобиасом мнением, которого уже тогда придерживался Дильс.

Если пресса Германии обвиняла в этом преступлении коммунистов, то заграничная более или менее единодушно утверждала, что поджог совершили сами национал-социалисты. Однако вряд ли где-то можно было прочесть, о чем рассказал в этот вечер господин Дильс, шеф Тайной государственной полиции, который допрашивал главного обвиняемого.

— Странно, — сказал Дильс, — что почти никто не хочет верить в то, что ван дер Люббе совершил поджог сам, без коммунистов-подстрекателей. Этот человек фанатик, одержимый. Само собой разумеется, для национал-социалистов выгоднее считать, что пожар был подготовлен коммунистами и ван дер Люббе всего лишь инструмент в их руках.

— Так вы действительно полагаете, что он совершил поджог один?

Ответ был утвердительным.

Тогда я не смогла прийти к определенному выводу — то ли Дильс человек необыкновенно острого ума, то ли его распирала самонадеянность.

После того вечера мне больше всего захотелось бежать в горы. Но, к сожалению, я должна была смонтировать фильм о партийном съезде. Все же наконец мне удалось это сделать. Часовой фильм получил наименование «Победа веры», это было официальное название пятого партийного съезда НСДАП.

От отдела кино Минпропа, бывшего заказчиком фильма, я получила 20 тысяч марок. Общие затраты на его производство, включая музыку, синхронизацию и мое жалованье, составили всего 60 тысяч. Я упоминаю об этом лишь в ответ на нелепые слухи, вновь распространившиеся в последнее время. Так, совсем недавно я прочитала, что Гитлер поручил мне уничтожить негативы и все копии, поскольку в фильме было несколько сцен с Эрнстом Ремом, тогдашним начальником штаба штурмовых отрядов, которого Гитлер 30 июня 1934 года приказал расстрелять. В действительности же эти дубль-негативы и промежуточные позитивы еще после окончания войны лежали в бункере в Берлине и в Кицбюэле. Они были или конфискованы, или вывезены союзниками. Оригиналы негативов, в том числе и «Триумфа воли», в последние дни войны потерялись во время перевозки в Боцен, где их собирались сохранить от бомбежек. Несмотря на все старания, в том числе и со стороны союзников, исходные материалы разыскать так и не удалось.

Когда я посмотрела фильм в кинотеатре, то испытала все что угодно, только не чувство удовлетворения. Все происходящее на экране было для меня лишь незаконченной работой, а не фильмом, но зрителям, кажется, нравилось. Возможно, потому что он был все-таки интересней, чем обычная кинохроника. Зепп Алльгайер, снявший большую часть сцен, хорошо потрудился, обаянию этого скромного фильма способствовал и Герберт Виндт, композитор, с которым я познакомилась во время работы. Во всяком случае, во второй раз я его не смотрела и только улыбалась, когда читала в газетах, что фильм снимался с «колоссальным» привлечением техники и будто бы я сама запретила его демонстрацию после 1945 года.