Мемуары

По мосту могли пройти бок о бок три кавалериста с копьями у бедер. Кроме того, у нас имелось шесть больших судов, на которых могла сразу разместиться тысяча человек, и много маленьких. Для прикрытия переправы расставили артиллерию. Были составлены списки отрядов для переправы и назначены ее руководители – граф Сен-Поль и сеньор де Обурден. После полуночи все начали вооружаться и еще до восхода солнца были готовы. Некоторые, пока еще не рассвело, прослушали мессу и сделали все, что должны в подобных случаях делать добрые христиане. В ту ночь я стоял в карауле, от которого никто не освобождался, и находился в большой палатке, разбитой посреди лагеря. Начальником караула был монсеньор де Шатогион, погибший впоследствии в битве при Муртене. Все мы ждали часа выступления. Но вдруг из траншеи, где сидели королевские люди, раздались крики: «Прощайте, соседи, прощайте!», а затем они подожгли свой лагерь и отвели артиллерию. Начало светать. Те, кто готовились к переправе, собрались у реки и увидели, что противник отошел уже очень далеко, к Парижу. Радуясь такому исходу, все отправились снимать оружие.

Как оказалось, король разместил за рекой своих людей лишь для того, чтобы обстреливать наше войско; вступать же в сражение, как я уже говорил, он не желал, чтобы не испытывать судьбу, хотя сил у него было не меньше, чем у всех сеньоров, вместе взятых. В его намерение входило расколоть лигу и добиться мира, не подвергая опасности в таком ненадежном деле, как сражение, своего столь высокого и могущественного положения, каковым является положение государя великого и покорного Французского королевства [49].

Несколько дней длилось перемирие, во время которого в Гранж-о-Мерсье, поблизости от нашего войска, встречались представители обеих сторон, чтобы заключить мир, там ежедневно в тайне договаривались о переходе кого-нибудь на сторону противника. От короля там бывал наряду с прочими граф Мэн, от сеньоров – граф Сен-Поль и другие представители. Много раз они собирались, так ничего и не решив. Перемирие тем не менее продолжалось, и множество людей встречалось возле большого рва, на полпути между обеими армиями, – его никто не имел права перейти даже в дни перемирия. В результате не проходило и Дня, чтобы десять или двенадцать человек не перебегало от короля к сеньорам и наоборот. Позднее это место прозвали Торжком – из-за того, что там заключались сделки.

По правде говоря, встречи и общение в подобных условиях очень опасны, особенно для той стороны, которой явно грозит поражение. Ведь естественно, что большинство людей думает о том, как бы спастись или возвыситься, и поэтому с легкостью готово переметнуться на сторону того, кто сильнее. Есть, правда, столь добродетельные и твердые люди, что не имеют таких побуждений, но их мало. Особенно же опасно, когда сманивают людей государи, и если они умеют это делать, значит, господь милостив к ним, ибо это признак того, что им не свойственна безрассудная гордыня, которая порождает презрение к людям. По этой причине, если приходится вести переговоры о мире, нужно использовать самых верных слуг, какие только есть у государя, причем среднего возраста, чтобы молодые по слабости своей не вступили в какую-нибудь бесчестную сделку, а возвратившись, не напугали слишком дурными вестями своего господина, и предпочтение следует отдавать тем, кто был государем облагодетельствован и обласкан; но в любом случае посылать следует людей мудрых, ибо от глупца никогда пользы не будет. Вести же переговоры лучше где-нибудь подальше, а когда послы возвращаются – выслушивать их наедине цли в узком кругу, чтобы можно было, если новости окажутся тревожными, внушить им, что следует говорить остальным, коли их начнут расспрашивать. Ведь когда они возвращаются с переговоров, все хотят знать новости, а кое-кто при этом станет утверждать, что от него ничего не скроют. И если послы таковы, какими они, по-моему, должны быть, то они и поступят так, что всем ясно станет, какой у них мудрый господин.

Глава X

Я завел разговор на эту тему, потому что видел в этом мире много лжи, особенно со стороны слуг по отношению к своим господам; и чаще всего обманутыми остаются гордые государи и сеньоры, не желающие прислушиваться к словам других людей, в отличие от смиренных, которые с охотой им внимают. Из всех, кого я знал, самым мудрым человеком, способным выпутаться из беды в тяжелое время, был наш господин – король Людовик XI, смиреннейший в своих речах и одежде и весьма настойчивый, когда ему нужно было привлечь на свою сторону полезных или опасных для него людей.