Мемуары

Сочинение Коммина подводит своего рода итог развитию французской историографии XIV-XV вв. Начиная с XIV в. во Франции резко возрастает интерес к истории и наблюдается расцвет исторических жанров. По своей популярности среди писателей и читателей история оставляет позади не только эпическую литературу, но и переживавший в это время кризис рыцарский роман.[627] В отличие от историографии предшествующего периода с характерной для нее приверженностью к всемирно-историческим хроникам и энциклопедическим компиляциям новое историографическое направление, зародившееся еще в XIII в. в трудах Виллардуэна и Жуанвиля, тяготе-до к современности, к событиям своего времени и недавнего прошлого [628]. Поэтому широкое распространение получили такие жанры, как мемуары, биографии и автобиографии; и даже исторические сочинения, по традиции называвшиеся хрониками и историями, посвящались главным образом современным событиям. Освобождаясь от жестких жанровых рамок старой хронографии, писатели стали более восприимчивыми к влиянию других литературных жанров, например романа, в результате чего появились рифмованные хроники и романизированные биографии. Писатели начали все более ориентироваться на античную историографию, которая благодаря многочисленным французским переводам вошла в круг излюбленного чтения образованных людей, и это проявилось прежде всего в приобщении к риторике – «самому благородному из всех искусств», по словам писателя XV в. П. Шуане [629].

Пробуждение интереса к истории вообще и к истории современности в частности было, несомненно, вызвано осознанием исторической важности своей эпохи, ее непреходящей политической и этической ценности и поучительности для потомков. Отсюда и стремление запечатлеть современные события и вплести их в канву истории так, чтобы они сохранились в памяти грядущих поколений. А эпоха эта, в глазах французов, ее современников, была полна событий «удивительных и горестных». Она поражала человеческое воображение катаклизмами Столетней войны и «черной смерти», трагическим накалом ожесточенных классовых битв и феодальных усобиц. Но в то же время эта эпоха воодушевляла французов победами их оружия на последнем этапе войны с Англией и возрождением сильного французского государства. Позднее, во второй половине XV в., она почти никого не оставила безучастным к той жаркой борьбе, что сопровождала создание раннеабсолютистской монархии; наконец, ее современники стали свидетелями впечатляющих походов французской армии за Альпы, открывших так называемые Итальянские войны.

Если пользоваться современными историческими понятиями, то можно сказать, что это была эпоха глубокого кризиса, поразившего социально-политические устои «классического» феодализма и феодальную культуру, кризиса, который, не уничтожив основ феодализма как социально-экономической формации, расчистил почву для торжества абсолютизма и развития раннекапиталистических отношений. Упадок традиционных институтов и обесценение привычных идейных ценностей, порождавшие чувство неуверенности за настоящее и будущее или, в более редких случаях, надежду, что все идет к лучшему, были тем важным побудительным мотивом, благодаря которому одни брались за перо, чтобы отстоять и утвердить старые ценности, а другие – чтобы пробить путь новым понятиям и представлениям.

С точки зрения развития исторической науки значение историографии XIV-XV вв. заключается прежде всего в том, что она, ориентируясь преимущественно на современность, более четко, чем раньше, поставила вопрос о достоверности излагаемых событий и в значительной мере освободилась от нарочитого провиденциализма; и оба этих момента тесно связаны друг с другом. Историки того времени пишут главным образом о том, что они сами видели, слышали или в чем принимали личное участие; для них характерна забота о получении сведений из первых рук, от очевидцев и участников событий. Правда, потребности в критическом отношении к свидетельствам очевидцев, к критическому сопоставлению данных источников еще не ощущалось, и главным критерием достоверности был обычно социальный статус информатора – чем выше было его положение в обществе, тем больше он казался достойным доверия.