Читаем Мемуары полностью

– А он, право, и не так хорош, как говорят.

Я резко обернулся.

– Сожалею, сударыня, – сказал я, – что разочаровал вас.

Тут появился мой знакомец. Тем и закончилось.

Несколько дней спустя на ужине в одном доме соседкой моей за столом оказалась та самая дама. От души посмеялись мы, вспомнив наше с ней гостиничное знакомство.

В Риме я почти никого еще не знал. В одно прекрасное утро приносят мне конверт с почерком преудивительным. В конверте – приглашение на ужин к маркизе Казати.

С Луизой Казати познакомиться я не успел, но слышал о ней много. Имя ее было известно в эмигрантских кругах. Рассказы о ее чудачествах сильно занимали мое воображение. Я, конечно, отправился, ожидая, что будет любопытно. Действительность превзошла ожидания.

В гостиной, куда ввели меня, у камина на тигровой шкуре возлежала писаная красавица. Газовая материя обволакивала ее тонкий стан. У ног ее сидели две борзых, черная и белая. Завороженный зрелищем, я не сразу заметил второго присутствующего – итальянского офицера, пришедшего прежде меня. Хозяйка подняла на меня дивные, с пол-лица, глаза и ленивым змеиным движением протянула мне руку, унизанную перстнями с громадными жемчужинами. Сама ручка была божественна. Я склонился поцеловать ее, предвидя по интересному началу захватывающее продолжение. Тут мне представлен был офицер, на которого я поначалу едва посмотрел. Звали его Габриеле д’Аннунцио. Д’Аннунцио, с кем мечтал я познакомиться более всего!

По правде, глянув на него, я был слегка разочарован. Дурен собой, неуклюж, коротышка – кому такой понравится? Но, стоило ему заговорить, разочарования как не бывало. Глубокий взгляд и теплый голос обаяли меня совершенно. Слушая его, становилось ясно, откуда у него эта власть над толпой. Говорить он мог о чем угодно и сколько угодно. Правда, он то и дело перескакивал с итальянского на французский и обратно, но ни слова его я не упускал. Я был покорен и напрочь забыл о времени. Вечер пролетел как миг.

На прощанье поэт еще раз явил себя поэтом, сказав неожиданно:

– Завтра я лечу в Японию. Полетите со мной?

Приглашение было заманчиво. Уверенный тон не допускал отказа. Я отказал. Слишком много было у меня обязательств.

Проведя Рождество с родителями, я помчался в Лондон. В белгрэйвском центре потребовалось мое присутствие. Ирина осталась на время с дочкой при моих родителях, Федор также решил побыть в Риме.

На перроне вокзала Виктория встречал меня Буль, очень важный, выставив перед собой букет. Цветы он вручил мне с ужимками и поклонами.

Секретарь мой Каталей, бывший конногвардейский офицер, замещавший меня на Белгрэйве во время моего отсутствия, рассказал о состоянии дел. А еще поведал, какие начались склоки, пока гулял я по Риму. Вечные истории уязвленного самолюбия, ничтожные и надуманные. Весь следующий день я только и делал, что утешал, мирил, успокаивал.

С жильем для беженцев дела обстояли всё хуже. Судите сами, какова стала моя квартира в шесть комнат, когда я поселил в них десяток семей с детьми и вещами. Спали кто где, в основном на полу. А куда денешься? Не успею устроить одних – новые бездомные. И не было конца горемыкам. Я уж совсем отчаялся, но тут один русский промышленник, некто Р.Зеленов, сохранивший капитал за границей, предложил мне купить дом пополам с ним для расселения эмигрантов. Нашли мы подходящий особняк с садом в Чизвике, лондонском пригороде.

Помню, как поражался и негодовал португальский король, увидав в квартире моей вавилонское столпотворение. Окончательно добил я его, усадив ужинать в ванной комнате.

Не понимал король Иммануил беспорядка. Шуток тоже. А подшутить я над ним любил. Однажды, позвав его ужинать, я придумал нарядить Буля почтенной пожилой дамой. Королю я представил его как мою глухонемую тетушку, только что из России. Иммануил серьезно выслушал, поклонился и поцеловал «тетушке» руку. За ужином я кусал губы, чтобы не расхохотаться. Лакей, прислуживавший нам, прыскал втихомолку. Буль гениально изображал «тетушку», но вдруг, забывшись, поднял бокал с шампанским и гаркнул: «Здоровье его португальского величества!» Король терпеть не мог таких выходок. Он обиделся и не разговаривал со мной целый месяц.

Только я был прощен, как опять выкинул номер, на сей раз невольно. Явившись по приглашению на обед в туикнемский особняк Иммануила, я сильно опоздал. Поспешно сорвав с себя пальто и шляпу, сунул их субъекту в дверях, пронесся через холл и влетел в гостиную. Король Иммануил встретил меня с прохладцей. Я забормотал извинения. Открылась дверь, и я обрадовался было, что пришел не последним, но вошел тот самый субъект, кому на бегу я бросил пальто и шляпу. Однако Иммануил пошел к нему навстречу, а потом повернулся ко мне со словами: «Кажется, я еще не представил тебя своему дяде, герцогу Опортскому».

Я готов был провалиться сквозь землю. Впрочем, его светлость ничуть не обиделся, что принят был за лакея. Дядя, в отличие от племянника, чувством юмора обладал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза