Мемуары. 50 лет размышлений о политике

Осенью 1950 года Дин Ачесон выступил с проектом перевооружения ФРГ, как раз тогда, когда американские войска вели тяжелые бои с северокорейской армией, оснащенной Советским Союзом. Перед лицом этого императива французские руководители, Рене Плевен и Робер Шуман, постарались уклониться от категорического да или нет. Они обоснованно считали, что французское общественное мнение не согласилось бы на восстановление вермахта, сокрушенного пять лет назад мощной коалицией. С другой стороны, эти деятели не решались отвергнуть меру, отвечавшую логике ситуации, а не прихотям американских руководителей. Предложение о создании европейской армии, первоначально встреченное с подозрением в Вашингтоне, было принято общей дипломатией западных стран, причем настолько, что Дж. Ф. Даллес угрожал в 1954 году Франции «мучительным пересмотром», если ее Национальное собрание откажется одобрить договор о Европейском оборонительном сообществе, уже ратифицированный парламентами наших партнеров.

Первый толчок делу европейского объединения ¹⁸¹, вдохновителем и неутомимым строителем которого являлся Жан Монне, был дан в мае 1950 года, до начала войны в Корее, в обстановке, совершенно не похожей на обстановку сентября того же года, когда вопрос о перевооружении Германии оказался включенным в повестку дня. У меня сохранились четкие воспоминания о сообщении, сделанном Этьеном Гиршем для нескольких журналистов. Не было никаких намеков на советскую угрозу, на оборону Западной Европы: сотрудник Жана Монне делал упор на русско-американское соперничество, создававшее риск втягивания мира в войну, если европейцы не встанут между двумя гигантами, которых страсти увлекли в гонку, ведущую в пропасть. Э. Гирш не упоминал ни о третьей силе, ни, собственно говоря, о нейтралитете: строительство Европы привело бы скорее к созданию буфера между двумя великими державами, чем к усилению одного из лагерей. Его слова звучали явно искренне: представление проекта наверняка должно было умерить его вероятных оппонентов, оно выявляло одну из возможных функций предполагаемого начинания.

Европейская идея и европейская пропаганда не родились вместе с объединением угля и стали. План Маршалла еще ранее заставил европейцев, включая немцев, работать совместно, договариваться о распределении капиталов, которые Соединенные Штаты им давали или одалживали. Гаагская конференция 1948 года ¹⁸², заложившая основы Европейского парламента, собрала впечатляющую галерею государственных деятелей, довоенных и послевоенных. Некоторые эпизоды этой конференции остались в моей памяти.

Утром, прогуливаясь по городским улицам, я заметил Эдуара Даладье — он был один, участники конференции забыли или не хотели знать этого человека, обладавшего в 1938–1939 годах высшей властью. Я приблизился к нему и завязал с ним разговор. Его чувства тронул жест журналиста, мало ему знакомого и представлявшего в то время прежде всего «Фигаро». Деятели военных лет, Уинстон Черчилль, Поль Рейно, приняли участие в дебатах с видимой страстью. Поль Рейно защищал идею избрания Европейского парламента всеобщим голосованием; британцы во главе с Дунканом Сандисом ответили, что даже в собрании, не несущем ответственности, они не приемлют демагогию и что они не рекомендовали бы одобрить меру, которую считают неосуществимой. Невозмутимый Поль Рейно сражался до конца и, разумеется, оказался в меньшинстве. В последний день небольшая группа федералистского толка отказалась голосовать за заключительную революцию. Вмешался У. Черчилль, он выступил в почти патетическом тоне, стремясь восстановить единодушие.

Я следил за этой дискуссией, не принимая в ней участия, будучи не в состоянии собраться с духом и выступить в этом турнире красноречия. Нам никто не давал полномочий; даже те, кого делегировали какое-то движение или какая-то партия, представляли лишь самих себя. Наличие большинства или меньшинства в комиссиях ничего не значило. Конференция полностью относилась к области пропаганды, в благородном смысле этого слова, искусства убеждать с открытым лицом.

То была весна объединенной Европы, о которой мечтали и которая казалась совсем близкой; люди, менее всего склонные к утопии, тешили себя тщеславными надеждами. Кто вспомнит сегодня о брошюре Мишеля Дебре в защиту Европейской республики, брошюре, содержавшей статьи Конституции? В ней предусматривалось создание президентства Соединенных Штатов Европы, которое, со всей очевидностью, предназначалось для генерала де Голля. Искреннее убеждение или пустые обещания оппозиционера? В маленькой книжке, написанной Мишелем Дебре в сотрудничестве с Э. Моником в период Сопротивления, атлантическое единство занимало первое место.