Читаем Мемуары полностью

На следующий день герцогу были представлены статьи договора с требованием вернуть все, что отнял у города герцог Филипп по миру в Гавере[72], и среди прочего – разрешить всем цехам (а их было 72) иметь свои знамена согласно обычаю. Не чувствуя себя в безопасности, он вынужден был согласиться на все их требования и предоставить им привилегии, которых они добивались. И как только он, несколько помедлив, дал свое разрешение, все эти знамена, уже заранее сшитые, были выставлены на рынке, из чего видно, что они были у них еще до того, как герцог принял решение.

Так что герцог оказался прав: после въезда в Гент у него были все основания сказать, что примеру этого города последуют остальные. Ведь возмущение началось и в других местах, где убивали служащих и совершали прочие бесчинства. А вот если бы он помнил о словах своего отца, говорившего, что гентцы любят сына государя, а самого государя – никогда, то ему не пришлось бы раскаиваться. По правде говоря, после льежцев гентцы – самый неверный народ, но при всей своей нечестивости они наделены и добрым свойством: они никогда не поднимали руку на личность государя и у них добропорядочные буржуа и нотабли [73], которые совсем не разделяют безумств народа.

Герцогу пришлось смириться с их неповиновением, чтобы не воевать сразу и со своими подданными, и с льежцами [74], но он правильно рассчитал, что если его поход завершится удачно, то он заставит гентцев образумиться. Так и случилось. Ведь, как я уже сказал, они пешком несли перед ним до самого Брюсселя знамена и грамоты с привилегиями, которые они вынудили его подписать перед отъездом из Гента, и при большом стечении народа в огромном брюссельском зале, где присутствовали многие послы, они сложили перед ним эти свои знамена и грамоты, дабы он поступил с ними, как ему заблагорассудится. По его приказу герольды сорвали знамена с копий и отправили их в Булонь-сюр-Мер, что в десяти лье от Кале, поскольку там находились те знамена, которые его отец, герцог Филипп, в свое время отнял у них, после того как победил и подчинил их. А канцлер герцога взял грамоты со всеми привилегиями и разорвал одну из них, касавшуюся судопроизводства. Ведь во всех других городах Фландрии государь ежегодно назначал всех эшевенов, отчитывавшихся перед ним, а в Генте в соответствии с этой привилегией он назначал лишь четырех, которые затем подбирали еще 22 человека, как что всего у них было 26 эшевенов [75]. Ну а когда служители закона устраивают графа Фландрского, то и живут они целый год в мире и все его просьбы охотно удовлетворяются, а когда нет, то постоянно бывают неожиданности. Кроме того, гентцы уплатили 30 тысяч флоринов герцогу и 6 тысяч его приближенным, а также кое-кого изгнали из города. Все прочие привилегии были им возвращены. Другие города, ничего не предпринимавшие против герцога заключили с ним соглашения, выплатив деньги.

Из этого ясно видно, какие блага извлекаются из победы и какой урон влечет за собой поражение. А потому нужно остерегаться сражений и не полагаться на их превратности, если только этого можно избежать. Но если обстоятельства принуждают, то прежде, чем принимать бой, следует взвесить все страхи и сомнения, ибо люди, действующие под влиянием страха, более предусмотрительны и чаще выигрывают, чем те, кто одержим гордыней. Правда, когда господь прикладывает руку, то все это ничего не значит.

Льежцы в течение пяти лет были отлучены от церкви из-за разгоров со своим епископом,[76] к которому не питали никакого почтения, но тем не менее продолжали безрассудно творить зло, так что даже непонятно было, что, кроме чрезмерного богатства и великой гордыни, ими движет. По-моему, очень мудро говорил король Людовик: когда шествует гордыня, следом за ней идут бесчестье и убыток. Сам же он этим пороком запятнан не был.

После подчинения Льежа герцог въехал в Гент, где ему устроили пышную встречу. Въехал от туда при оружии. Жители вышли ему навстречу за пределы города, дабы он по своей воле мог одних изгнать, а другим дозволить вернуться. К нему туда прибыли послы короля, а в ответ он отправил своих. Кажется, к нему приезжали и из Бретани, куда он также направил послов.

Так прошла зима. Король всячески старался добиться от герцога согласия на свободу действий против Бретани и делал выгодные предложения. Но соглашение не состоялось, и король, помня еще и о том, как он поступил с его союзниками-льежцами, был недоволен, герцогом.

Глава V

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары