Мемуары

Вы уже знаете, что нам были известны причины, по каким Испания и Медичи не захотят поддержать Киджи, и знаете также, каким способом мы решили мало-помалу и как бы незаметно для них самих победить их к нему нерасположение. Я сказал «незаметно», и в этом и впрямь заключалась для нас самая главная трудность, ибо если бы у Барберини зародилось хоть малейшее подозрение насчет пусть даже отдаленной нашей надежды избрать Киджи, он ускользнул бы от нас, потому что, при всех неисчислимых своих достоинствах, человек этот склонен к самым неожиданным причудам и, конечно, не преминул бы вообразить, что мы обманываем его в отношении Сакетти. И вот тут мне представился случай восхититься прямодушием, прозорливостью и неутомимостью «Эскадрона», и в особенности кардинала Аццолини, который оказался самым из нас деятельным. Ни одного его поступка в отношении Барберини и Сакетти не осудила бы и самая строгая мораль. Уверенные в том, что все наши старания избрать Сакетти в конце концов все равно окажутся бесплодными, мы не упустили из виду ничего, что могло бы устранить противодействие Франции, Испании, Флоренции и даже самого Барберини избранию Киджи, когда настанет время его предложить. Понимая, что, если Барберини разгадает наш замысел, он перестанет нам доверять, мы так усердно и успешно скрывали наши намерения, что он узнал о них только от нас самих и тогда, когда мы посчитали нужным ему о них сообщить. Но поскольку мы нуждались в нем более, чем в ком-либо другом, ибо в нем мы черпали главную нашу силу, самым трудным для нас было, прежде чем приступить к дальнейшим действиям, устранить возможные помехи нашему замыслу со стороны собственной его партии.

Нам было известно, что старые кардиналы, ее составлявшие и, как и мы, понимавшие, что Сакетти не удастся посадить на папский престол, неустанно и всечасно занимались одним: внушали Барберини, что, если будущего папу изберут не из числа кардиналов, пользующихся его покровительством, это покроет его величайшим позором. Все старались его в этом убедить, и каждый имел в виду склонить его на свою сторону. Джинетти полагал, что давняя приверженность его к семье Барберини дает ему право быть предпочтенным другим. Чеккини не сомневался, что заслужил это предпочтение своими достоинствами. Рапаччоли, хотя ему был всего сорок один год или немногим более — в точности не помню, — воображал, что его благочестие, дарования и слабое здоровье могут, и притом без труда, доставить ему тиару; Фиоренцола тешился тем, что рисовало ему буйное воображение Гримальди, а тот по натуре своей охотно верил всему, чему хотел верить. Те, кому не приходилось участвовать в конклавах, и представить себе не могут, какими несбыточными надеждами ласкают себя люди, зарящиеся на папский престол, — недаром говорят о rabbia papale (одержимости тиарой, букв.: папское бешенство (ит.).).

Несбыточные эти надежды способны были, однако, разрушить наши планы, потому что ропот партии папы Урбана мог внушить Барберини опасение, что, если он изберет папу не из ее участников, он в один миг лишится всех своих приверженцев. Угроза эта, как видите, была весьма велика; но мы нашли средство против болезни там, где как раз и гнездилась зараза, ибо, соперничая между собой, кардиналы строили друг другу такие козни, что разгневали Барберини — им недостало осмотрительности, чтобы скрыть, как это сделали мы, нашу уверенность в том, что Сакетти избрать не удастся. Барберини решил, что они уверяют себя, будто Сакетти не может быть избран, для того лишь, чтобы поживиться самим. С первых дней конклава он увидел в них неблагодарных честолюбцев, вот почему, когда он сам понял, что кардинала Сакетти и впрямь не сделать папой, ему легче было отречься от собственной партии и прийти к выводу, что, предпочтя одного из своих приверженцев другим, он скорее озлобит их всех, нежели если объяснит им, что, склонившись на уговоры своих союзников, надумал перейти в другой лагерь. Никто из кардиналов партии Барберини и в самом деле не мог состязаться с Сакетти, который был и старше их всех годами, и в отличие от них воистину благовоспитан. Это вовсе не значит, что о нем нельзя было бы сказать, как о Гальбе: «Если бы он не стал императором, впору было вообразить, что он достоин им стать» ²¹; впрочем, до этого дело не дошло. Приверженцы Барберини признали права Сакетти, но, поскольку они не верили в возможность его избрания, эта уступка лишь усилила яростную борьбу, которую они заранее вели между собой.