Характеристика состояния манускрипта подводит нас к вопросу о времени его возникновения. Эта проблема спорная и сложная, но очень важная для определения внутреннего пафоса, а тем самым и жанровой природы этого замечательного литературного памятника. В течение долгого времени преобладало мнение, что мы имеем дело с плодом длительной и кропотливой работы, начатой если и не во время скитаний по Европе, то, во всяком случае, вскоре после возвращения во Францию, т. е. в начале 60-х годов. Версия эта, тесно связанная с представлением о «Мемуарах» Реца как о произведении прежде всего историко-хроникальном, наталкивается, однако, на противоречащие ей факты. Приведем два из них. Ги Жоли в своих мемуарах, описывая пребывание Реца в Коммерси между 1662 и 1665 гг., подчеркивает душевную опустошенность и интеллектуальную леность, охватившие в это время кардинала, его неспособность в эти годы сосредоточиться на серьезном умственном труде. Реца занимало прежде всего составление подробнейшей генеалогии своего рода и он, делая вид, что собирается заняться описанием на латыни событий Фронды и своих злоключений, на самом деле не шел дальше нескольких страниц, сочиненных им еще во время пребывания в Венсеннской тюрьме 7. Знаменательно также, что известное письмо г-жи де Севинье, в котором она призывает свою дочь г-жу де Гриньян побудить их общего друга кардинала де Реца взяться наконец за свое жизнеописание, относится к июлю 1675 г. Решающий удар по господствующей версии нанес опять-таки А. Бертьер. Тщательно изучая текст «Мемуаров», он сопоставил упоминаемые там факты, лица, их должности и звания с соответствующими историческими реалиями и пришел к твердому, в настоящее время уже прочно укрепившемуся убеждению, что мемуары были написаны в течение 1675 — 1677 гг. Известный перерыв в их написании был вызван вынужденной поездкой кардинала в Рим на папский конклав летом и осенью 1676 г. Таким образом выкристаллизовываются два важных обстоятельства. Во-первых, сочинение «Мемуаров» было тесно связано с душевным кризисом, пережитым Рецем во время своего так называемого «обращения», и они стали как бы его своеобразным итогом. Уединившись в аббатстве Сен-Мийель, Рец многое передумал, переворошил свое прошлое, обрел душевное равновесие и решил запечатлеть для потомства пройденный им путь, двигавшие им побуждения. Во-вторых, процесс писания был стремительным и спонтанным. Рукопись была написана как бы на одном дыхании (для того, чтобы убедиться в этом, стоит посмотреть на написанные размашистым почерком порывистые строки рукописи, мощно двигающиеся снизу наискось вверх). Возможно, сохранившийся манускрипт был первым наброском, который Рец предполагал, но не успел или не захотел затем окончательно отредактировать. Пока же Рец, вдохновляемый охватившим его душевным порывом, торопился зафиксировать рождавшиеся в его сознании воспоминания и мысли, но прошлое невольно возникало в его произведении преломленным сквозь призму настоящего, возникало таким, каким оно виделось пожилому человеку, умудренному огромным жизненным опытом и испытавшему горечь тяжелых разочарований. Эту временную двуплановость «Мемуаров» Реца, обусловленную протяженностью дистанции между изображаемыми событиями и временем их воспроизведения, следует также иметь в виду, изучая и оценивая их.
Наконец, возникает еще одна проблема, важная для истолкования генезиса «Мемуаров». Кто их непосредственный адресат? Ведь «Мемуары» обращены к женщине, к светской даме, исполняя пожелание которой Рец и приступает к их сочинению. Мемуары открываются обращением: «Сударыня, как ни мало у меня охоты представить вам историю моей жизни, изобилующую разнообразными приключениями, я повинуюсь, однако, вашему приказанию, пусть даже это и повредит моей репутации. Прихоть судьбы определила мне совершить немало ошибок, и, пожалуй, было бы осмотрительней не приподнимать завесы, какою они отчасти сокрыты. И все же я поведаю вам чистосердечно и без уверток малейшие подробности моей жизни с той минуты, как я себя помню, и не утаю от вас ни единого поступка, когда-либо мною совершенного». Обращения к адресату в самых различных формах и вариантах пронизывают текст «Мемуаров» (в особенности первую их половину). Характер этих обращений и их многократность полностью опровергают предположения о якобы возможной их условной функции. Несомненно, что речь идет не о вымышленном, а о реальном лице. Обращения к нему усиливают эмоциональное воздействие «Мемуаров», благодаря наличию в них элементов живой речи и непосредственному общению с читателем-слушателем.