Мемуары Дьявола

Арман не ответил, прежде чем тюремщик успел договорить, он уже полностью осознал свое положение: свобода, которую ему предлагали, лежала перед ним, она ограничивалась четырьмя стенами, окружавшими площадку в двадцать квадратных туазов. Он бросил быстрый взгляд на двор, где прогуливались уродливые мужчины, старики и юноши, почти все дошедшие до душевного упадка, почти все огрубевшие от порока, который ведет к преступлению, и от преступления, которое ведет к пороку, и уже хотел вернуться, как вдруг заметил, что один мужчина пристально рассматривает его. Арман испугался, что узнает в этом несчастном, оказавшемся в одной с ним тюрьме, еще кого-то, с кем сталкивала его жизнь. Он сделал шаг назад, но мужчина не дал ему уйти. Он быстро приблизился к барону и спросил зычным голосом:

– Это вы брат монахини, которую зовут сестра Анжелика?

– Да, это я, – ответил барон.

– Так это из-за вас погибли мой отец и сын?

– Из-за меня? – переспросил барон.

– Я Жак Бруно, – сказал заключенный.

Луицци наконец узнал его:

– Вы? Здесь? В этой тюрьме?

– Вы тоже здесь, – ухмыльнулся Жак Бруно.

– Я здесь за преступление, которого не совершал.

Ничто не передаст выражения ненависти и злобы, появившееся на лице крестьянина.

– Это как суд решит.

– Но вы, – перебил его Луицци, – что вас привело сюда?

– Доброе дело, которое я совершил: Коротыш убил моего отца и сына, я убил Коротыша.

– Но каким образом вы оказались в тулузской тюрьме, если совершили преступление в окрестностях Витре?

– Меня арестовали только вчера, я давно уже бежал из наших краев, задолго до ареста.

Луицци внимательно вгляделся в Жака Бруно – у него появилось впечатление, что он видел его после того, как покинул ферму, но где? Он никак не мог вспомнить.

Однако вопрос взволновал Луицци с такой необычайной силой, что на этот раз он не отбросил его со страхом, а с жаром принялся думать и вспоминать.

Какая бы роковая развязка его ни ждала, он почувствовал, как его охватило желание покончить с тайной, которая связала его по рукам и ногам, делала его слепым, заставляла содрогаться при малейших поворотах судьбы, плутать по дорогам, которые любому другому показались бы самыми простыми. Подталкиваемый этой мыслью, он вернулся в камеру и решился прочитать письмо, которое прислал ему поэт и которое он пренебрежительно отбросил.

Мы приводим его здесь дословно, но заявляем, что не несем за него никакой ответственности.

«Милостивый государь!

В тот момент, когда я оставил вас на дороге в Сар… около Буа-Монде с господином де Серни, я обещал вам рассказать если не всю мою историю, то по меньшей мере историю нашей первой встречи и того, что за ней последовало. Вы помните Буа-Монде? Помните кровать папы римского? Помните девушку, которая отдалась пассажиру с экипажа, в котором вы путешествовали? Помните, как этот пассажир убил человека, который хотел наказать его, и похитил девушку, которая отдалась ему? Этим пассажиром был я».

– Я был прав, – пробормотал Луицци, забыв, что Дьявол уже просветил его, – я был прав: час пробил, это еще один луч света, который посылает мне судьба. Зло, которое сопутствует мне, заставило меня совершить еще одну оплошность: я доверил письмо к госпоже де Кони форейтору, который вез Жанетту, рок, который преследует меня, устроил нашу встречу в Буа-Монде!

«Помните, я сказал вам, что в этой женщине есть что-то необыкновенное?»

Луицци вспомнил эти слова Фернана и вспомнил, как кондуктор, говоря о Жанетте, сказал, что ее история – не история служанки постоялого двора, что она не годилась для места, на котором находилась.

Воспоминания заставили Луицци с удвоенным любопытством и решимостью пойти вперед по пути открытий, на который его увлекали, и он продолжил чтение:

«Неудивительно, что в этой девушке было нечто необыкновенное, поскольку странным было и ее положение: она была внучкой простого человека, ставшего знатным синьором, история этого человека невероятна. Задолго до революции он был учителем танцев, и звали его Брикуен. Он женился еще до 1789 года, но в девяносто третьем или девяносто четвертом году им овладела идея добиться состояния и руки некой госпожи де Кони, мужа которой он обрек на смертную казнь. Он был так ловок, что добился своего, бросил свою первую жену и дочь по имени Мариетта. Чтобы обойти закон и избежать наказания за двоеженство, он сменил фамилию и стал господином де Парадезом, и благодаря удаче, которая улыбается обычно самым последним негодяям, его первая жена умерла, ничего не узнав, и оставила дочь в самой ужасной нищете, от которой та избавилась, только пойдя по пути разврата».

Имя Мариетты, слово «разврат», ребенок, брошенный в Тулузе, – все это внезапно соединилось в сознании Луицци и напомнило слова Перин о девушке по имени Мариетта, которую она предоставила отцу Луицци. Неужели Жанетта тоже его сестра? И он помог спастись тому, кто ее погубил, так же как отдал свою другую сестру Каролину ничтожеству, которое теперь не выпускает ее из своих лап? Он не осмелился задержаться на этом диком предположении и продолжил чтение со все возрастающей острой тревогой.