Мемуары дипломата

Утаха не представляет собою особого штата. Это — территория, куда правительство Соединенных Штатов назначает губернатора. Здесь издаются собственные муниципальные законы, на которые может наложить вето губернатор. Пьянство карается штрафом в 5-10 долларов, а в случае невозможности выплатить штраф провинившийся обязан отработать на мощении улиц наложенную на него сумму. Если судить, однако, по состоянию дорог, то в мормонских краях или мало бедных людей, или совсем не пьют".

Продолжая путешествие в Сан-Франциско, мы пересекли Сиерра-Неваду, где были задержаны снежным обвалом и вынуждены были провести 16 часов в помещении скверной маленькой станции, засыпая или пытаясь спать на голых скамейках. Одним из любопытных явлений в Сан-Франциско тех дней был китайский квартал, куда нас однажды ночью водил полисмэн. Китайцы жили здесь совершенно обособленно, в собственном городке, с собственными мясниками, булочниками, аптекарями, ювелирами и т. п. Хотя было уже после десяти часов вечера, все лавки были открыты. Заглянув в некоторые из них, мы посетили храм, театр и женский квартал.

24 апреля мы отправились в экскурсию в Езмитскую долину, хотя нас предупреждали, что нам помешает глубокий снег. Первую ночь мы провели в Мерцеде и затем поехали, наняв пару лошадей, в коляске в Марипозу, где прошла вторая ночь. Здесь мы сели верхом, перевалили через гору и, отдохнув в небольшой деревушке, прекрасно проскакали через Мерцедский каньон в долину. Привожу свои впечатления, как они были отмечены в дневнике того времени:

"Тропинка вела мимо деревьев, склонившихся к реке, которая свергалась по скалам пятидесятые футами ниже. Блестящая зеленая трава искрилась на солнце, все деревья цвели, цветы всех оттенков покрывали землю, а все кругом оживлялось и окрашивалось кустами, носившими удачное название "красных почек". Перед нами были лютики нежно желтого цвета, колокольчики цвета голубых незабудок, красные, белые, пурпуровые цветы всех оттенков радуги. Холмистая сторона реки против нас горела ярко-оранжевым пламенем, но из-за расстояния мы не могли различить, какой это цветок. По мере приближения к Езмиту пейзаж становился более диким, пока мы не стали спускаться по узкой каменистой тропинке с отвесными сторонами и скалами вместо травы. В три часа мы вступили в долину. Первым впечатлением моим было разочарование… Я не понимал, как можно было бредить этими большими скалами, так прямо высящимися к небу; они были огромны и дики, но в чем их очарование? Я в первый момент не заметил и их размеров. Но очень скоро я понял и познал их единственную в своем роде красоту. С каждым часом я все больше увлекался ею, особенно в вечернем освещении. В той части долины, где помещается отель Бернарда, скалы еще подавляют и пленяют, но на две мили ниже по реке долина становится шире. Мы остановились на небольшом песчаном островке у подножья "Эль Капитана" и, позавтракав, отдыхали около часу. Лежа здесь и глядя на гигантскую скалу, подымающуюся на три тысячи футов с лишним прямо в небо, и на почти такие же скалы против нас, составлявшие как бы рамку для простиравшейся за ними земли, на темные сосны, четко вздымающиеся к бледно-голубому небу и покрытые густым слоем яркого золота, я почувствовал, как неверно было мое первое впечатление и как в действительности недостаточно все, что говорят об этой долине".

Перечитывая приведенное описание Езмита через сорок с лишним лет, я задался вопросом, так ли повлияла бы на меня его красота, если бы я теперь туда попал, и дал ли бы я такое же поэтическое выражение своим чувствам, как в дни молодости. Сэнт-Бэв писал однажды:

"Il existe, en un mot, chez les trois quarts des hommes,

Un poete, mort jeune, a qui l'homme survit".[4]

Альфред де-Мюссе ответил на это сонетом, подтверждавшим истину этого изречения. Призвав Сэнт-Бэва к ответу за богохульство "dans la langue des dieux",[5] он напомнил:

"Qu'en nous il existe souvent

Un poete endormi, toujours jeune et vivant".[6]

Я, тем не менее, боюсь, что, как правило, поэт внутри нас так крепко засыпает с годами, что лишь весьма глубокое душевное волнение, радостное или печальное, может вывести его из состояния дремоты.

Возвращаясь из долины, мы пытались проехать в Мерцед другой дорогой через горы, но снег был так глубок, что мы сошли с лошадей и, проведя их часа три черепашьим шагом, отказались от своего первоначального намерения. Благодаря потерянному таким образом времени мы достигли подножия горы, отделяющей долину Мерцеда от деревушки, лишь поздно вечером, так что нам пришлось ехать по узкой гладкой тропинке по краю пропасти, местами глубиной в 2.000 футов. Стояла такая темень, что мы погнали лошадей вперед, а сами шли за ними, так как они гораздо легче нас находили путь. Смертельно усталые и полуголодные, мы лишь в 11 часов вечера достигли деревушки.

Глава II 1880–1888