Мемуары Эмани

Лия решила оживить праздник и расшевелить гостей, которые осоловели от количества выпитого и съеденного. Незаметно вышла из-за стола и пошла искать укромное местечко. Нашла. Забежала в туалет и закрылась. Весело переоделась и толкнула дверь. Не открывается. Еще раз и еще раз, но все напрасно. Паника подступила мгновенно. Лия стала задыхаться и кричать, пинать дверь. Сколько времени прошло, она не знала, потому что клаустрофобия накрыла сразу. Повезло ей, что кто-то тоже пошел в туалет и услышал дикие вопли. Конечно, все гости прибежали. Лия орала дурным голосом, срывая с себя одежду. Муж пытался докричаться до нее:

– Возьми себя в руки, там воздуха на несколько дней хватит. Мы же здесь. Выручим.

Решили выбить дверь. Как в боевиках. Разбегаются и выбивают ударом ноги или плеча. Все бегали по очереди, не получилось. Мужчины стали переговариваться:

– Дверь какая крепкая!

– Не, места мало для разбега.

Потом кто-то выпилил кусок двери и через дыру вырвали замок с мясом. Распахнули изломанную дверь, Лия в одном нижнем белье. Немая сцена. Удалось ей превзойти себя и расшевелить гостей.

Сестра Бернарда

Сестра Бернарда скользнула в темный внутренний дворик монастыря. Быстро прошла к выходу и оглянулась, но никого не увидела. Она старалась незаметно попасть в здание для гостей, которое называлось «Побудь наедине с мыслями». Тяжелая входная дверь открылась бесшумно и впустила ее в боковой пролет. Поворот, еще один поворот, и она ныряет в угловую келью, окно которой выходит в закрытую часть сада. В глубине прямоугольной комнаты смутно темнел силуэт, который сделал ей шаг навстречу:

– Ты пришла, монаш-ш-шка, я давно жду тебя.

Наедине Джо называл ее только так, протяжно выпевая «ш-ш-ш». Обнял и нежно снял с головы черный платок, который бросил на пол. Рядом упало платье. Вот она, без дурацкой черной одежды, которая скрывает изящную фигуру, упругую грудь и длинные ноги. Джо не мог насмотреться на нее. Бернарда легла на узкую кровать и притянула его к себе. Ласки, долго сдерживаемые обетом целомудрия, были ненасытными. Прильнув к Джо, женщина хрипела и билась в конвульсиях, воздев ноги к небесам в бесконечной благодарности за этот миг.

На рассвете они вышли из кельи, убрав следы сладкой ночи. Превратившись в сестру Бернарду, аббатиса шла на ежедневный обход своих владений.

На первом этаже в правом крыле располагалась церковь. По будням здесь было тихо и пустынно, шаги звучали гулко и отдавались эхом в длинном коридоре.

Три ступеньки, щербатые от времени, вели в кухонный отсек и трапезную. Длинные столы уже готовы к завтраку. Хлеб, джем, чуть позже подадут тарелки с ветчиной, сыром и колбасой. После завтрака невесты Божьи шли по переходу в церковь и молились без устали, восхваляя любовь к Богу. Вознося руки к небесам, сестра Бернарда мечтала о ночи, и лоно ее становилось влажным и вязким, как греховные мысли.

Монашки приходили в монастырь разными путями в разном возрасте, но вела их сюда одна дорога – любовь к Богу и целомудрию. Им нельзя было суетиться, громко разговаривать, болтать о мирских делах и смеяться.

Сказать, что они только лбы били в поклонах, будет неверно. Долгими часами после обеда сестры гуляли в огромном саду по затаенным тропинкам, с книгами в руках. Еще они вкусно ели и пили хорошее вино, не церковный кагор, а французское. Раз в год уезжали на каникулы к родным и молились там. Были дни, когда они ездили в гости к сестрам из другого монастыря. Им позволяли один раз в месяц громко разговаривать и смеяться.

И был один день, когда монашки молились за не родившихся детей. Молились и оплакивали любовь и ласки, которые не дано им было знать. Молились и оплакивали тепло семейного очага, которого не будет у них никогда.

Сестра Бернарда ходила с высоко поднятой головой и полуопущенными глазами, чтоб скрыть пламя, которое полыхало внутри нее. Через несколько дней она поедет в Лондон, в Вестминстерское аббатство, на религиозную конференцию. Уже было получено согласие епископа на аудиенцию, на которой настаивал Джон.

– Не бойся, ты же не отрекаешься от Бога, он сам тебя создал женщиной, – уговаривал ее Джон, – решайся, мы должны быть вместе.

Опустив глаза, она стояла перед епископом.

Собравшись с духом, подала ему прошение об освобождении от обета и медленно заговорила:

– Я слабая и греховная, простите меня и отпустите. Хочу вернуться к свободной жизни. Я ношу под сердцем ребенка и приняла решение родить.

Он на минуту отвернулся, чтобы скрыть гнев, потом повернулся и заговорил медленно и тихо:

– Нет и нет! Никто не слышал этого разговора, даже я. Завтра тебя повезут в госпиталь, освободишься от греховного плода и вернешься к Богу. Ты не просто монахиня, под твоим началом все аббатство, которое будет опозорено.

И совсем не мирным голосом продолжил:

– Ты же не хочешь исчезнуть навсегда в Темзе или в Лимбургских садах?

Беседы с Бенджамином

Игорь махнул жене:

– Пока, малыш!