Мемуары Эмани

А взрослые с утра брели по колено в воде. Выдирали сорняки с корнями из каждой лунки. Паразиты, водяные черви и змеи кишели в чеках. Мужчины надевали длинные штаны, которые перевязывали бечевками под коленом и щиколоткой. Женщины защищались плотными чулками, через которые пиявки умудрялись высасывать кровь, надуваясь как пузыри. Иногда можно было увидеть, как кто-нибудь бежит и размахивает руками, пытаясь выгнать змею, проползшую в штаны. Орали хором все вместе: и убегающий, и зрители. На глазах у всех несчастный снимал штаны и вытряхивал непрошеную гостью, которая хотела пригреться именно там.

Вскоре зять сообщил, что председатель колхоза вызывает учителя к себе:

– Он хочет, чтоб вы вели уроки корейского языка в начальных классах вместо арестованного педагога.

Учитель знал, что начались массовые аресты людей без суда и следствия. В 1938 году, когда произошла первая стычка советских войск с Японией у озера Хасан, над головами корейцев снова сгустились тучи. Причина та же – страна не доверяла чужим.

Учитель тщательно готовился к урокам: только научить читать и писать, без лишних слов, никаких бесед, чтоб потом ему не задавали вопросы люди в форме. В шляпе, с книгами под мышкой он шел каждый день на работу и радовался встрече с учениками. Но недолго длилась его радость. Ровно через полтора года преподавание в корейских школах на родном языке запретили.

Теперь дети учились и разговаривали на русском языке. Внуки не понимали родного языка и не особенно желали. Они были на разных берегах. Учитель понимал одно: никогда его внуки не станут великими писателями или художниками, потому что в крови у них сидит страх гонимого народа.

* * *

Он открыл глаза и еще раз прочитал письмо из Международного Красного Креста. Все совпадало: имена и даты рождения. Ошибки не было, его братья погибли в 1952 году, а он не знал об этом.

Их нет, а где он? На каком повороте он ошибся? Когда сделал шаг вперед из родительского дома и пустился в дальнюю дорогу? От реки Туманной до Сырдарьи в Узбекистане? Кому нужен его дряхлый фотоальбом, в котором приклеены неверные указатели? Пути выхода из лабиринта, в котором он заблудился. Он шел и падал, обдирая в кровь сердце об острые выступы в темноте. Смешной дряхлый старик в шляпе.

* * *

Я бродила по Сеулу и вспоминала деда. Худой, борода клином и шляпа, нависшая надо лбом. Как будто он идет рядом со мной по широким улицам, освещенным разноцветными огнями. Дед, я в твоем Сеуле!

Вот сейчас остановится, скажет неторопливо: «Это мой дом, я жил здесь», – и приподнимет шляпу. Рядом улыбнется мне его молодая жена, которую он увезет в чужие края.

* * *

Вспоминаю его печальный взгляд, дед повернулся и вышел из комнаты. Мы с сестренкой смеялись над его шляпой, как нам тогда казалось, дурацкой. Через много лет я узнала в Сеуле, что король, отец и учитель были наделены одинаковой властью. Отдавая ребенка в школу, родители говорили ему:

– С этого дня сэнсэй для тебя – король и отец.

Бедный дед! Ты цеплялся за шляпу и фотоальбом с вклеенными страницами из книг, чтобы не упасть в тех местах, где должен был умереть. Ты помнил, что учитель должен быть всегда достойным человеком, как король и отец.

Прости меня, дед!

* * *

Осматриваюсь. От маленькой летней пристройки нашего дома не осталось и следа. Здесь мама прятала одежду, когда убегала в кино.

Мать подмигивала мне и улыбалась. Я радовалась, понимая, что скоро мы пойдем вдвоем в кино. Ближе к вечеру она тайком переодевалась и выскальзывала на улицу. Мы шли молча до самого клуба. Купив билеты, усаживались на свои места и ждали, когда погаснет свет. Радж Капур пел и танцевал с возлюбленной, а мама смотрела на экран, не отрываясь ни на минуту. Лицо ее светлело, она улыбалась какой-то особенной улыбкой и была похожа на ребенка без забот и хлопот. Домой шли неторопливо. Я бежала вприпрыжку за матерью, которая все молчала.

Через годы я поставила мамин портрет на тумбочку около своей кровати и вела с ней неторопливые беседы:

– Мам, а ты чего всегда улыбалась в кино? Мам, как ты все это выдержала? Прости меня, глупую дочь, прости.

А мать весело смеялась с фотографии:

– Все пройдет. Ирэпта! (По-корейски это означает «ничего».)

И это была не цитата из Библии: «Все проходит, пройдет и это», ведь о царе Соломоне она и не знала. Это была собственная мамина мудрость, пришедшая к ней вместе с нелегкой судьбой. Мудрость, которая помогла маме выдержать все, что ей выпало.

Веселая и добрая. Таких людей трудно встретить. Она не унывала и не жалела себя. Пойдет на базар, накупит овощей и дынь, притащит все в дом и радуется, как ребенок.

– Как ты это донесла? – удивлялся отец.

– Переносила с одного места на другое, – и рассказывала дальше, как это у нее ловко получалось.

Потом мы кучкой садились рядом и смотрели, как она медленно режет на желтые полоски дыню, истекающую липким соком.

– Кому первый кусок? – торжественно спрашивала у нас.

– Дедушке, – вздыхали хором.