Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938–1945

Гаха, конечно, не мог знать, что после наступления сумерек этим вечером, 14 марта, подразделение личной гвардии фюрера СС «Адольф Гитлер» уже вторглось на Моравско-Остравский выступ, чтобы защитить новый сталелитейный завод в Витковице от захвата поляками; нам еще не докладывали, как прошла эта операция.

В полночь прибыл Гаха, в сопровождении министра иностранных дел [Чехословакии] и чешского советника посольства в Берлине [Мастны]. Они были приняты Гитлером и присутствовавшей большой группой лиц в рабочем кабинете фюрера в новом здании рейхсканцелярии. Геринг присутствовал тоже. После вступительной беседы, во время которой Гаха разразился многословным описанием своих успехов на государственной службе в Австрии, – ситуация, которую из-за душевной сумятицы я вновь не смог полностью осмыслить, – Гитлер прервал его, сказав, что из-за столь позднего часа он вынужден перейти прямо к политическим вопросам, которые и послужили причиной приезда Гахи. Нас попросили выйти. Дважды я был вынужден вмешаться в переговоры этих политиков (по-моему, не считая их, присутствовали только Риббентроп и Хевель, который должен был вести протокол). В первый раз я должен был передать короткую записку о том, что личная гвардия фюрера без единого выстрела заняла Витковиц; Гитлер прочитал это и удовлетворенно кивнул. Во второй раз нужно было предупредить о том, что время уходит; армия запрашивала окончательное решение, выступать ей или нет. Меня грубо отослали, заявив, что еще только два часа и приказ будет отдан до четырех.

Спустя некоторое время Геринг и я были вновь вызваны к Гитлеру. Все эти господа стояли вокруг стола, и Гитлер говорил Гахе, что тот должен решить, что же он намерен делать; Кейтель может подтвердить, что наши войска уже на марше и будут переходить границу в шесть часов, и только он – Гаха – один может решить, прольется ли кровь или его страна будет оккупирована мирно. Гаха попросил отсрочку, чтобы позвонить своему правительству в Прагу, и спросил, не могли бы ему предоставить телефонную линию для связи с ними. Может быть, Гитлер подумает о том, чтобы остановить продвижение войск? Гитлер отказался. «Я подтверждаю, – сказал он, – что теперь это уже невозможно, поскольку наши войска уже подошли к границе». Прежде чем я успел открыть рот, Геринг заявил, что военно-воздушные силы появятся над Прагой на рассвете, и теперь он уже не может изменить этого; и Гахе решать, будет бомбардировка или нет. Под таким сильнейшим давлением Гаха сказал, что он хочет избегнуть кровопролития любой ценой, и, повернувшись ко мне, спросил, как он может связаться с его гарнизонами и погранвойсками и предупредить их о германском вторжении и чтобы он мог запретить им открывать огонь.

Я предложил немедленно подготовить для него телеграмму об этом, адресованную всем его командирам и во все штабы гарнизонов, и отправить в Прагу. Когда я составил ее, Геринг забрал ее у меня и проводил Гаху к телефону, где его соединили с Прагой. Я подошел к Гитлеру и попросил его подписать прямой исполнительный приказ военному министерству, который содержал бы четкое распоряжение не открывать огня, в таком же тоне, как и эти указания для чешской армии; если все-таки будут признаки сопротивления, то необходимо немедленно предпринимать попытки переговоров, а оружие должно использоваться как крайняя мера.

Этот приказ дошел до сухопутных сил в три часа, что оставляло целых три часа на его доведение до мест. Для наших солдат это имело огромное значение; Браухич и я позднее признались друг другу, какое облегчение мы ощутили после этого. Тем временем Гаха продиктовал свои распоряжения в Прагу, и я увидел его совершенно измученного в приемной кабинета фюрера, и доктор Моррель суетился вокруг него. Я почувствовал чрезвычайную жалость к этому пожилому человеку и подошел к нему, чтобы заверить его, что я уверен, что с германской стороны не будет ни одного выстрела, поскольку такой приказ уже подписан, и я не сомневаюсь, что чешская армия будет соблюдать прекращение огня и приказы не предпринимать попыток сопротивления. Тем временем два министра иностранных дел составляли протокол соглашения, подписание которого последовало на новой встрече в кабинете Гитлера.

После того как военное министерство – я думаю, это был сам Браухич, – подтвердило мне, что все приказы подписаны, я доложил об этом Гитлеру и спросил, могу ли я уйти; я должен был явиться к нему заранее на следующее утро, чтобы сопроводить его к специальному поезду. Я приказал подполковнику Цейтцлеру из оперативного штаба ОКБ сопровождать меня в поездке к чешской границе; дальнейших распоряжений для меня не поступало, поскольку за общее руководство оккупацией отвечало военное министерство, чьи доклады к фюреру Цейтцлер должен был собирать и конспектировать для меня время от времени.