Мемуары фельдмаршала

Вероятно, ошибкой было вообще проводить такую пресс-конференцию в ситуации столь болезненного обострения чувств, но к тому же противник сумел ловко извратить смысл сказанного мною. Честер Уилмот («Битва за Европу», с. 611) объяснял, что материалы о пресс-конференции, отправленные им на Би-би-си, были перехвачены немецкой радиостанцией, «переписаны с целью придания им антиамериканского оттенка, а затем переданы по радио Арнема, находившемуся в то время в руках Геббельса. Эта передача, отслеженная штабом Бредли, была ошибочно принята за трансляцию Би-би-си, и именно этот искаженный текст и положил начало всей шумихе».

Независимо от того, извратили сказанное мною или нет, теперь я считаю, что вообще не должен был давать эту пресс-конференцию. Поскольку часть американских генералов была настроена резко против меня, любое мое слово было обречено считаться ложью. Поэтому мне не следовало ничего говорить. Кроме того, что бы я ни сказал (а мои слова еще и исказили), в целом я производил впечатление очень уверенного в себе человека. В отличие от весьма подавленного американского командования я мог показаться (особенно чувствительному человеку) этаким триумфатором — не столько над немцами, сколько над американцами. Это был совершенно неверный образ. Но ведь я также назвал сражение «интересным». Вряд ли следовало ожидать от плохо знавших меня людей, что они разделят мой профессиональный интерес к военному искусству, и вполне естественно, что такая терминология их обескуражила; они испытывали слишком большую боль, чтобы рассматривать это сражение как «интересное» с объективной точки зрения. По сути дела, мне следовало не только не проводить пресс-конференцию, но и постараться проявить еще большую осторожность. Все происшедшее показывает, что мне следовало держать язык за зубами. [334]

Пресс-конференции, проводимые с самыми «благими намерениями», только «мостят дорогу в ад».

А ведь при этом я не сказал, что в Арденнском сражении союзникам основательно намяли бока, что американцы потеряли почти 80 000 человек и что ничего этого не случилось бы, если бы мы разумно вели кампанию после великой победы в Нормандии или хотя бы обеспечили тактическое равновесие в диспозиции наземных войск при планировании зимней кампании. Более того, из-за этого ненужного сражения мы потеряли почти шесть недель — со всеми политическими последствиями, обозначившимися по мере приближения конца войны. [335]

Глава девятнадцатая. Окончание войны в Европе

Проблемы командования

Читатель уже понял, что начиная с 1 сентября 1944 года меня не удовлетворяла наша организация командования и оперативного руководства. Я написал по этому поводу докладную, озаглавленную «Замечания по командованию в Западной Европе», и 10 октября отправил ее Беделлу Смиту; он показал ее Эйзенхауэру. Напомню, что я недвусмысленно высказал свои соображения по данному вопросу генералу Маршаллу, когда он приезжал ко мне в Эйндховен 8 октября. В основе моей критики лежало то соображение, что прямое оперативное руководство наземными армиями во время войны требует постоянного взаимодействия с подчиненными командирами и, следовательно, командующий должен находиться вблизи от передовой и держать управление боем в своих руках. В Нормандии я поступал именно таким образом; сейчас никто не делал этого, и в результате у нас возникали неприятности. После того как Эйзенхауэру показали мою докладную, он написал мне письмо, датированное 13 октября. В этом письме он выражал несогласие с тем, что один человек может должным образом руководить всеми наземными сражениями на протяженном фронте от Швейцарии до Северного моря. Для этой цели требуется общий командующий, который «распределял бы крупные участки фронта между несколькими группами, действующими в нескольких местах, соразмеряя задачи с их возможностями». Такое общее командование должен осуществлять Верховный главнокомандующий. В письме затрагивался и вопрос о национализме, идущем вразрез с чисто военными соображениями.

Все это происходило в тяжелое время, когда Эйзенхауэр столкнулся с ситуацией, точно обрисованной мной во время нашей встречи в моем штабе 23 августа; его стратегия и отсутствие [336] какого-то плана привели к тому, что в октябре мы оказались в замешательстве. Сложившаяся ситуация явно огорчала его.

Поэтому я решил не поднимать более вопрос о едином командовании наземными операциями и 16 октября направил ему следующую радиограмму:

«Дорогой Айк,

я получил Ваше письмо от 13 октября. Больше Вы не услышите от меня ни слова относительно проблем с командованием. Я изложил Вам свою точку зрения, Вы мне ответили. На этом считаю дело закрытым, и все мы на сто процентов готовы делать все, что Вы сочтете нужным, и подчинимся Вам без малейших сомнений. Я отдал Антверпену приоритет над всеми операциями, проводимыми 21-й группой армий, и мы приложим все усилия и всю нашу энергию для открытия этого порта.

Ваш преданный и верный подчиненный

Монти».

От Эйзенхауэра немедленно пришел ответ, гласивший:

«Дорогой Монти,