Мемуары фельдмаршала

«21-я группа армий преодолела Рейн и все линии его обороны. Она еще раз сыграла роль петель, на которых повернулись тяжелые ворота. Она еще раз доказала, что любые физические препятствия бесполезны, если нет ни средств, ни силы духа для их удержания. Разбитая армия, еще не так давно хозяйничавшая в Европе, отступает перед своими преследователями. Те, кто прошел такой долгий путь и так прекрасно сражался под гордым и верным командованием, скоро достигнут своей цели. Вперед на огненных крыльях к окончательной Победе! Уинстон С. Черчилль».

Как только мы перешли Рейн, я начал обсуждать с Эйзенхауэром планы дальнейших операций. Мы провели несколько встреч. Я всегда считал Берлин целью первостепенной важности; это был политический центр, и, опередив русских на пути к нему, мы значительно облегчили бы свои послевоенные задачи. Напомню, что в своем письме от 15 сентября 1944 года (глава пятнадцатая) Эйзенхауэр соглашался со мной относительно огромного значения столицы Германии и указывал:

«Конечно, главная цель — это Берлин. По-моему, не может быть никаких сомнений в том, что нам следует сосредоточить всю нашу энергию и все ресурсы для быстрого наступления на Берлин». [352]

Но теперь он со мной не соглашался. Его последняя точка зрения нашла отражение в послании, направленном мне 31 марта 1945 года, заканчивавшемся словами:

«Заметьте, что я ни разу не упоминаю Берлин. Насколько я могу судить, этот город превратился всего лишь в географическое понятие, а они никогда не интересовали меня. Моя задача — разбить силы противника и разрушить его способность сопротивляться».

Я не видел смысла в дальнейшем отстаивании своей позиции. Мы уже и так много спорили по серьезным поводам; в любом случае теперь было уже почти слишком поздно. Но после победы в Нормандии я был уверен, что окончательный разгром немецких вооруженных сил неизбежен — через каких-то несколько месяцев.

Ввиду этого нам было крайне важно обеспечить, чтобы к этому моменту в Европе сложился политический баланс, который помог бы нам, западным народам, выиграть в мирном устройстве. Это требовало занятия некоторых политических центров в Европе — в частности, Вены, Праги и Берлина — прежде русских. Если бы политические лидеры Запада правильно осуществляли высшее руководство ходом войны, а Верховные главнокомандующие получали бы соответствующие инструкции, мы могли бы оказаться во всех этих городах раньше, чем русские. Но что произошло? Возможность занять Вену исчезла, когда было решено начать на юге Франции операцию «Драгун»; для высадки взяли часть сил фельдмаршала Александера из Италии, тем самым нарушив ход его операций. Следует заметить, что Сталин всей душой одобрял высадку сил «Драгуна». Конечно, он и должен был одобрить ее. Это давало ему уверенность в том, что его войска достигнут Вены раньше наших!

Что касается Праги, 3-я американская армия была остановлена на западной границе Чехословакии в конце апреля — по причинам, которые я так никогда и не понял. Когда в начале мая ей наконец позволили перейти границу, указывает Бредли в своей «Истории солдата» на с. 549, это сопровождалось приказом не идти дальше Пльзени, «потому что уже намечено освобождение Чехословакии Красной армией». Бредли пишет далее, что, если [353] бы штаб Главного командования экспедиционных сил союзников отменил свой приказ, Паттон, «вероятно, мог бы дойти до Праги за 24 часа».

Берлин был потерян для нас после того, как мы не сумели выработать разумный план в августе 1944 года, после победы в Нормандии.

Американцы не могли понять, что стратегическая победа в войне мало что значила без победы политической; эта странная точка зрения стала причиной наших страданий, начавшихся после дня победы и продолжающихся до сих пор. Война — это политический инструмент; как только становится ясно, что вы можете одержать победу, дальнейший ход военных действий должен определяться политическими соображениями. Осенью 1944 года я ясно понял, что принятый нами способ ведения дел приведет к последствиям, которые будут ощущаться еще долго после окончания войны; тогда мне казалось, что мы все «испоганим». Должен признать, что именно это мы и сделали.

Я мало что могу рассказать такого, о чем бы уже не писали другие. Перейдя Рейн, мы устремились к Балтийскому морю. Я ставил своей целью добраться туда вовремя, чтобы успеть помешать русским войти в Данию и таким образом получить контроль над выходом из Балтийского моря. Чтобы ускорить продвижение, дивизии наступали по узким коридорам и на большую глубину; наши передовые бронетанковые части обходили участки сопротивления врага, а затем шедшие за танками войска атаковали их с флангов или с тыла.