Мемуары генерала барона де Марбо

Я никогда не мог понять, с какой целью русское правительство привело из такой дали, ценой огромных расходов большие массы необученных всадников, не имевших ни сабель, ни пик и никакого огнестрельного оружия. Поэтому они не могли сопротивляться регулярным войскам и годились только на то, чтобы истощать местность и вызывать лишения и голод среди регулярных корпусов своей же армии. Наших солдат совсем не устрашил вид этих полудиких азиатов, мы называли их Амурами, потому что и у тех были луки и стрелы.

Однако эти вновь прибывшие, ещё незнакомые с французами, были подстрекаемы своими командирами, почти столь же невежественными, как и они сами, и ожидали, что мы обратимся в бегство при их приближении. Им не терпелось войти с нами в соприкосновение, и с самого первого дня прибытия на позиции перед нашими войсками они устремились на наших солдат бесчисленными толпами, однако везде были встречены ружейным огнём. Эти омерзительные уродливые дикари, естественно, мгновенно обратились в бегство и оставили на поле битвы большое количество убитых.

Эти потери вовсе не усмирили их пыл. Казалось, они ещё больше возбудились. Двигаясь без всякого порядка, используя любые переправы, они непрерывно гарцевали вокруг нас, были похожи на осиный рой, отовсюду ускользали, и нам становилось очень трудно их догонять. Но когда нашим кавалеристам это удавалось, они безжалостно и во множестве убивали башкиров, ведь наши пики и сабли имели громадное преимущество над их стрелами. Тем не менее, поскольку атаки этих варваров не прекращались и русские поддерживали их атаки с помощью гусарских отрядов, чтобы использовать беспорядок, который могли создать башкиры в нескольких пунктах нашей линии, император приказал генералам удвоить бдительность и чаще посещать наши передовые посты.

Однако с обеих сторон уже готовились возобновить военные действия, прекращённые, как я сказал, не по какой-то договорённости, а только де-факто. В нашем лагере царило полное спокойствие. Когда однажды утром, по привычке, в одном белье я собирался бриться на свежем воздухе перед маленьким зеркальцем, прибитым к дереву, я вдруг почувствовал, что кто-то хлопнул меня по плечу! Поскольку я был среди солдат моего полка, я быстро обернулся, чтобы узнать, кто же позволил себе такую фамильярность по отношению к своему полковнику… И я увидел императора, который, желая побывать на соседних со мной позициях, оставаясь не замеченным противником, явился к нам на пост с одним лишь адъютантом. Не имея при себе никакого отряда гвардии, император приказал следовать за собой эскадронам, которые равными частями отбирались во всех полках дивизии. По его приказу я принял на себя командование этим эскортом и весь день следовал за ним, радуясь его расположению ко мне.

Мы уже собирались вернуться в Пильниц, как вдруг заметили множество башкир, мчавшихся на нас со всей скоростью, на какую только были способны их маленькие татарские лошадки. Император, который впервые видел этих экзотических воинов, остановился на холмике и попросил, чтобы постарались взять нескольких башкир в плен. Я приказал двум эскадронам моего полка спрятаться за лесочком, а остальные продолжали двигаться дальше. Эта хорошо известная хитрость не обманула бы казаков, но с башкирами она полностью удалась, поскольку они не имеют ни малейшего понятия о войне. Они прошли возле лесочка, не послав туда на разведку хотя бы несколько человек, и продолжали преследовать нашу колонну, когда вдруг наши эскадроны внезапно атаковали их, убили многих и взяли в плен около 30 человек.

Я приказал привести их к императору. Он, рассмотрев их, выразил удивление, вызванное у него видом этих жалких конников, которых посылали, не дав им другого оружия, кроме лука и стрел, сражаться против европейских солдат, имеющих сабли, пики, ружья и пистолеты! Эти татары и башкиры выглядели как китайцы и были одеты в очень странные костюмы. Как только мы вернулись в лагерь, мои кавалеристы начали развлекаться, заставляя башкир пить вино. Пленники в восторге от такого хорошего приёма, столь нового для них, очень быстро опьянели и стали выражать свою радость гримасами и прыжками, настолько необыкновенными, что гомерический хохот овладел всеми присутствующими, в том числе и самим Наполеоном!

28 сентября император произвёл смотр нашему армейскому корпусу и представил мне свидетельство своего действительно исключительного благорасположения, потому что он, очень редко дававший кому-нибудь несколько наград одновременно, в одно и то же время сделал меня офицером Почётного легиона, бароном и предоставил мне денежное вознаграждение. Он осыпал почестями также мой полк, говоря, что это единственный полк из корпуса Себастьяни, который, сохранив полный порядок в битве при Кацбахе, отобрал у врага пушки и отбросил пруссаков везде, где вошёл с ними в соприкосновение.