Через несколько дней принц де Конде вернулся в Париж, но потом снова отбыл в армию, узнав, что король вновь начал кампанию. Он обнаружил, что противник уже соорудил понтонный мост у Сен-Дени и начал переправлять часть своей армии, пока другая ее часть пошла вдоль реки. После этого принц решил отступить к Шарантону, где, как он думал, можно будет разместиться на косе, где река Марна впадает в Сену, что создавало отличную укрепленную позицию. Виконт де Тюренн, с которым он имел дело, атаковал его арьергард. Принц де Конде, видя, как на него давят, решил, что не успеет дойти до Шарантонского моста, и остановил свой авангард, дошедший уже до пригорода Сент-Антуан. Случайно найдя готовые укрепления, сооруженные парижанами, чтобы обезопасить себя от грабежей, чинимых войсками герцога Лотарингского, принц решил, что это — единственное место, где он сможет избежать поражения, что сама судьба находится на его стороне, и велел сконцентрировать там свои войска. Армия короля была сильнее армии принца, но маршал де ля Ферте, который командовал ее частью, был еще далеко, и это почти выравнивало силы противников. Король расположился на высотах Менильмонтан, откуда можно было наблюдать, словно с верхнего яруса театра, за битвой, которая, судя по всему, должна была завершиться неизбежным поражением принца. Он хотел этим убить сразу двух зайцев: с одной стороны, его присутствие должно было придать смелости его солдатам, с другой стороны, это помешало бы парижанам дать убежище принцу де Конде. И действительно, принц хотел обратиться за разрешением на пропуск своего обоза через город, но получил отказ и вынужден был поставить его на кромке Сент-Антуанского рва.
Маршал де ля Ферте, узнав, что виконт де Тюренн будет давать бой, поспешил переправиться через Сену, но, так как это было не сиюминутным делом, битва началась без него. Виконт де Тюренн отважно атаковал как человек, не сомневающийся в своей победе. До этого момента я был достаточно высокого мнения о храбрости герцога де Бофора, и я был уверен, что его проблемы с герцогом де Немуром основываются больше на личной неприязни, чем на чем-то объективно серьезном. Но тут я увидел, что он сделал все возможное, чтобы удалиться в город и избежать участия в сражении. Более того, он начал жаловаться, что его солдаты не слушаются его и принц де Конде не может этому помешать, так как у него нет денег. Как бы то ни было, но сражение началось, и оно шло так, что в течение некоторого времени невозможно было понять, кто одерживает верх. При этом виконт де Тюренн, уверенный, что маршал де ля Ферте вот-вот появится, явно торопился, чтобы не дать ему принять участие в предстоящей победе.
В нескольких местах были воздвигнуты баррикады, и принц предпринимал нечеловеческие усилия для поддержания боевого настроя своих солдат. Он успевал всюду и среди огня отдавал приказания с таким присутствием духа, какое редко встречается и всегда бывает так необходимо в подобных обстоятельствах. В конце концов королевские войска захватили последнюю баррикаду, и принц уже потерял почти всех своих людей, но тут ему на помощь пришла мадемуазель де Монпансье, которая приказала коменданту Бастилии палить из пушек по королевским войскам. Потом, прибыв к Сент-Антуанским воротам, она не только склонила парижан впустить принца в город, но и убедила их выйти из города и стрелять по врагам, пока его войска не войдут внутрь.
Не могу утверждать, что это сражение было самым кровопролитным, но я не раз потом слышал подобное мнение от старых офицеров. Могу лишь сказать, что численность некоторых эскадронов сократилась в пять раз. Было множество убитых и раненых, и герцог де Ларошфуко оказался в их числе[57]. Удар пришелся ему прямо в глаз, и он потерял зрение. Его перенесли в Париж, через который проходила армия принца де Конде. Герцог был уверен, что умрет, а посему попросил, чтобы его исповедовали перед церковью Сен-Поль, но приглашенный для этого викарий сказал, что это бесполезно, если он не признает свою главную ошибку, заключавшуюся в том, что он выступил против короля. При этом должен сказать, что все священники, вызванные по аналогичным вопросам, говорили то же самое, но не все они делали это исключительно из желания содействовать установлению мира. Меня Бог миловал в этом сражении, хотя часть, при которой я сражался, понесла огромные потери. Однако то, что я сказал о герцоге де Бофоре, не способствовало укреплению моего уважения к нему, и я решил уйти от него. Собственно, это я и сделал за три дня до его дуэли с герцогом де Немуром, в ходе которой последний был убит. Если бы принц де Конде захотел, он не допустил бы подобного несчастья, но его устраивал такой способ избавления от этого человека, который, так же как и он, любил герцогиню де Шатийон, но преуспел в этом гораздо больше. Когда ему доложили, что герцог убит, он даже не стал делать вид, что расстроен. Напротив, он закрылся со своими фаворитами, и из их комнаты были слышны раскаты хохота.