Мемуары графа де Рошфора

Я провел так много времени в такой невыносимой печали, что ее просто невозможно описать, и вдруг господин архиепископ Лионский, брат маршала де Виллеруа, к которому приходила вся корреспонденция из Парижа, так как он был королевским наместником в Провансе, сообщил мне, что я свободен. При этом он мне сказал, что король не позволяет мне покидать город, в котором находилась моя тюрьма. Я поблагодарил его, как будто эта милость шла от него лично, и он воспринял это как само собой разумеющееся. Меня покормили за счет короля, и я стал жить в Пьер-Ансифе на небольшие остатки моей ренты, которые у меня остались после суда с мачехой. Я вынужден был жить очень экономно, так как у меня все-таки отобрали двести пистолей за судебные издержки.

Однажды господин архиепископ пригласил меня на охоту в свое имение в Вими, которое он называл Нёвиллем. Я знал, что мне было запрещено выезжать за пределы города, и эта моя поездка вообще стоила мне всего, что я имел. Не стоит думать, что я так отзываюсь о человеке только потому, что раздосадован своими потерями. В самом деле этот архиепископ был окружен гвардейцами, а не священнослужителями, и охотился он на одного оленя с сотней собак, и вел образ жизни, не соответствующий его сану, и в Лионе его считали скорее тираном, чем архиепископом. Я своими глазами видел то, во что трудно поверить, тем более в наше время, но от этого это не становится неправдой. Время от времени, например, он посылал за членами Магистратуры под предлогом каких-то приказов, которые он получил из Парижа, а потом говорил им, что его брат-маршал потерял деньги, и это означало, что ему завтра же должны были доставить точно такую же сумму, и никто не осмеливался его ослушаться. Мне его приглашение тоже стоило примерно четверти моей ренты. Обескровив город своими поборами, которые почти никогда не были меньше двух-трех тысяч пистолей, он вынужден был обратиться в Королевский совет, и его указом все местные ренты были сокращены на три четверти.

* * *

Так я потерял все свои деньги, и примерно через десять дней после этого он послал за мной и сообщил, что теперь мне позволено ехать, куда я захочу. Мне от этого разрешения не было никакого прока, так как средств у меня не было, и я продолжил жить в своем постоялом дворе. Туда каждый день приезжали новые люди, так как он находился на перекрестке дорог, ведущих из разных провинций, и я там выглядел просто как человек, у которого немного средств, но мне это было не отвратительно. Пока я жил там, господин де Сен-Сильвестр, офицер с хорошей репутацией в наших войсках, тоже поселился там. Я не был с ним знаком, но мы быстро познакомились. Он прибыл из Франш-Конте, где его полк стоял гарнизоном, встретив в пути одного дворянина из тех мест, которого звали Сервьер, этот дворянин пригласил его пообедать, а Сен-Сильвестр спросил, не будет ли он возражать, если я составлю им компанию. Он согласился и предложил нам сыграть две-три партии в триктрак[82], после вкусной еды.

Я хорошо умел играть в эту игру, а посему согласился, и мы стали играть по пол-луидора за партию. Фортуна улыбалась нам обоим одинаково, и мы проиграли подряд часа четыре, так и не выиграв. В результате мы проиграли до следующего утра. Теперь уже фортуна повернулась ко мне, и к восьми часам я уже выиграл у него сто пистолей. Так как кости уже вываливались у нас из рук от желания спать, он мне сказал, что просит пощады, на что я ответил, что это я ее у него прошу, но не мог об этом сказать, так как выигрывал, но я так же хочу спать, как и он. Так что мы оба были страшно уставшими, мы оставили игру с условием возобновить ее после обеда. Мы легли каждый в свою постель, проспав четыре или пять часов, а потом пошли обедать. Потом мы возобновили игру, и фортуна опять повернулась ко мне лицом, и мой выигрыш дошел до пятисот пистолей. Наконец, думая, что он не сможет заплатить такой большой долг и что нам снова придется играть всю ночь, он попросил меня сыграть несколько партий по триста пистолей. Я охотно согласился и выиграл две первые партии, потом фортуна отвернулась от меня, и я быстро проиграл две следующие. Мы остались при своих и решили сыграть еще одну — решающую. Я проиграл, и у меня осталось всего двести пистолей. Сумма была достаточно большая для такой игры, но хорошо, что он не проиграл восемьсот, так как нет ничего более опасного, чем игра.

* * *