Мемуары. Избранные главы. Книга 1

Однажды принц приехал в их уединенную обитель и рассказал, что король, которому надоели жалобы всех, кто считает, будто в их владения вклиниваются королевские охотничьи угодья, собирается издать декрет об их упразднении, за исключением тех, где есть дома, в которых он живет, и тех, что занимают леса и равнины, окружающие Париж; его же охотничьи округа будут упразднены, но он все-таки надеется, что король проявит снисхождение и сохранит оные, ежели они будут принадлежать ему: дядюшка же с супругой будут иметь от этого двойной выигрыш, потому как, если округа будут сохранены, они останутся хозяевами в них, равно как и он, и всегда смогут пользоваться ими для себя, для своих людей и друзей, а также для своего стола, а кроме того, он тут же выложит им за эту любезность две-три сотни пистолей, хотя и не вполне уверен, что сумеет склонить короля сделать для него исключение. Эти простаки поверили ему, поругали эдикт и отказались от своих прав в пользу принца, а он, уходя, оставил им двести пистолей и потом насмехался над ними. Люди, жившие спокойно и беззаботно в обоих этих округах, были вне себя от огорчения.

Принц установил там подлинную тиранию и ужесточал ее, как только мог; правда, тем, кого он так облапошил, и домашним их он позволял хозяйничать в этих угодьях до конца жизни.

Дядюшка мой был командиром Наваррского полка, имел чин генерал-лейтенанта ив 1633 году благодаря представительному виду стал кавалером ордена Св. Духа. Умер он 25 января 1690 года, его супруга — в апреле 1695-го. Он был высок ростом, прекрасно сложен, обладал величественной внешностью, был здравомыслящ, умен, доблестен и порядочен. Мой отец весьма почитал его и, будучи в фаворе, всегда следовал его советам. Маркиза де Сен-Симон была долговязая, корыстная и недобрая; она нашла способ передать большую часть состояния моего дядюшки герцогам д'Юзес и вынудить нас с отцом уплатить большинство его долгов, оставив остальные непокрытыми. Ее мечтой было женить меня на м-ль д'Юзес, которая потом стала первой женой г-на де Барбезье.

Происхождение и богатство не всегда идут рука об руку. Разнообразные военные и семейные превратности разорили нашу ветвь рода, так что прадеды мои утратили блеск и остались с весьма скудными для военной службы средствами; мой дед,[42] участник всех войн своего времени и пламенный сторонник короля, удалился в свои владения, а малый достаток вынудил его отдать в соответствии с тогдашней модой двух старших сыновей в пажи Людовику XIII, что тогда делали люди самых знатных фамилий.

Монарх этот страстно любил охоту без больших свор, множества доезжачих и подстав и вообще без тех удобств, какие ввел король, его сын; особенно же он любил охотиться в лесу без дорог. Отец, заметивший нетерпеливость короля при смене лошадей, придумал подставлять сменную лошадь головой к крупу той, на которой скакал его величество. Благодаря этому король, который был весьма ловок, перескакивал с лошади на лошадь, даже не касаясь ногой земли, — все происходило в один момент. Королю это понравилось, он потребовал, чтобы свежего коня ему подавал всегда тот же самый паж, осведомился, кто он такой, и мало-помалу привязался к нему. Барада, обер-шталмейстер, стал невыносим королю своей надменностью и вызывающим тоном, он его удалил и отдал эту должность моему отцу. Потом, после смерти де Бленвиля, который был кавалером ордена Св. Духа и послом в Англии, отец стал первым камер-юнкером короля.

Отец мой, попавший в фавор без чьей бы то ни было протекции, единственно лишь по благосклонности к нему короля, никогда не считался ни с одним министром, даже с кардиналом де Ришелье, что, на взгляд Людовика XIII, было одним из его достоинств. Отец рассказывал мне, что, собираясь его возвысить, король, прежде чем это сделать, потихоньку справился об его характере и происхождении, о которых ничего не знал, дабы убедиться, достоин ли сей пьедестал нести подобную фортуну и не рухнет ли случайно под ней. Именно в таких выражениях впоследствии рассказал об этом отцу сам король, обманувшийся в де Люине.[43] Он любил дворян, старался узнать их и отличить; об этом свидетельствует и поговорка о трех парижских площадях и трех статуях на них: Генрих IV со своим народом на Новом мосту, Людовик XIII с дворянством на Королевской площади, которая в те времена была наикрасивейшим из кварталов, и Людовик XIV с фискалами на площади Побед. Вандомская площадь, разбитая много позже, не дала этому монарху лучших спутников.[44]