Мемуары [Лабиринт]

И эти слова произносил человек, который, служа национал-социалистской Германии, систематически и самым безжалостным образом боролся с коммунизмом во всех его проявлениях!

Мюллер, с покрасневшими от вина глазами, откинулся в кресле и несколько секунд разглядывал свои толстые, мясистые ладони. «Видите ли, Шелленберг, — продолжал он в саркастическом тоне, — я — выходец из низов, и пробился с самых низших должностей в результате упорного труда. Вы же принадлежите к интеллигенции, которая примкнула к иному для нее миру. Я вот думаю о некоторых людях из „Красной капеллы“ — о Шульце-Бойзене или Харнаке. Они тоже были людьми из вашего мира, но они были людьми совсем другого сорта — они не цеплялись за полумеры, а были настоящими прогрессивными революционерами, которые всегда искали окончательных решений и оставались верны своим убеждениям до самой смерти. Того, к чему они стремились, национал-социализм, склонный к различного рода компромиссам, просто не мог им дать, в отличие от идеологии коммунизма. Национал-социализм не смог переделать высшие слои нашей интеллигенции, проникнутой туманными и неясными идеями, и вот в этот-то вакуум и устремляется теперь коммунистический Восток. Если мы проиграем войну — причиной нашего поражения будет не столько военная мощь русских, сколько духовные возможности руководящей прослойки нашего общества. И дело тут не в самом Гитлере, а в тех, кто окружает его. Если бы фюрер с 1933 по 1938 годы прислушивался ко мне, он бы прежде всего провел основательную и беспощадную чистку своего аппарата и не позволял бы командованию вермахта дурачить себя».

Его возбуждение все росло. Чего, собственно, добивался Мюллер, куда он клонил? Он торопливо выпил свой стакан и злобно уставился перед собой. А я в этот момент вспомнил о других словах, которые он сказал мне незадолго до нашей беседы: «Нужно загнать всю интеллигенцию в рудники и взорвать их к чертовой матери». Я уже собрался уходить, когда Мюллер снова заговорил: «Я не вижу для себя выхода, но все больше склоняюсь кубеждению, что Сталин стоит на правильном пути. Он неизмеримо превосходит западных государственных деятелей, и если уж говорить начистоту, нам следовало бы как можно скорее пойти с ним на компромисс. Это был бы такой удар, от которого Запад с его проклятым притворством уже не оправился бы!» Тут он пустился на чем свет стоит ругать на баварском диалекте и выродившийся Запад, и неспособность всего нашего руководства. Слушая этот разговор с самим собой, я сделал немало очень интересных открытий, так как Мюллер бывал всюду и знал интимнейшие подробности о всех руководящих деятелях. И все же я с трудом подавил в себе известное беспокойство. Почему он выложил мне сразу всю подноготную о перемене своих политических взглядов? Я сделал вид, что не воспринял всего сказанного всерьез и попытался обратить этот опасный разговор в шутку, сказав: «Ну, что ж, товарищ Мюллер, будем отныне говорить „Хайль, Сталин!“, а наш папаша Мюллер станет начальником управления в НКВД». Мюллер зло посмотрел на меня и произнес язвительно: «Вас-то уж по носу видать, что вы заражены Западом».

Пожалуй, более ясно он не мог выразиться. Я прервал разговор и простился, но у меня из головы не выходил этот странный монолог Мюллера. Теперь мне было ясно, что Мюллер полностью изменил взгляды и больше не думает о победе Германии.

НЕУДАЧИ

Хория Сима пытается бежать — Трения между Гитлером и Гиммлером — Действия Лютера против Риббентропа — Гиммлер уклоняется — Арест и конец Лютера — Установление контактов с английским генеральным консулом Кейблом — Угрозы Риббентропа — Назначение Кальтенбруннера шефом РСХА — Характер Кальтенбруннера.

Тем временем в России наметился перелом в войне, последствия которого было пока трудно предсказать. На Волгебушевала ожесточенная битва за Сталинград, грозившая обернуться для нас катастрофой. Тяжелое поражение потерпел в Северной Африке и Роммель — под Эль-Аламейном он вынужден был отступить. На Западе росла опасность вторжения англичан и американцев. Все это привело высшее политическое руководство Германии к мысли мобилизовать последние резервы немецкого народа и начать «тотальную войну».