Мемуары [Лабиринт]

Однако успехи, достигнутые нашей разведкой в борьбе против Англии, перечеркнула, по моему мнению, операция английских «коммандос» в Норвегии. Английские десантники при поддержке сил норвежского Сопротивления уничтожили наши экспериментальные установки для проведения атомных исследований (производство тяжелой воды). Теперь, оглядываясь назад, можно утверждать, что этот успех англичан оказал решающее влияние на исход войны. Ведь если бы наши работы в этой области были продолжены, теоретически было бы возможно, я думаю, в 1944 году создать в Германии атомную бомбу. Английской разведке также удалось организовать выезд из Дании известного физика-атомщика Нильса Бора, который захватил с собой все свои научные материалы.

Среди новинок, разработанных в то время нашими техниками, было изобретение, о котором я упоминаю только потому, что Риббентроп надеялся найти в нем панацею, гарантирующую успешное окончание войны на Востоке. Рейхсминистр иностранных дел попросил меня приехать к нему по срочному делу в замок Фушль в Австрии. По дороге я заехал к Гиммлеру, который в то время находился в своем специальном поезде в Берхтесгадене. Он сообщил мне в общих чертах, что Риббентроп собирается обсудить со мной вопрос о покушении на Сталина. Самому ему, сказал Гиммлер, очень нелегко отдавать такой приказ, так как он, как и Гитлер, верит в историческое провидение и считает Сталина великим вождем своего народа, призванным выполнять свою миссию. То, что Гиммлер все же согласился устроить покушение на Сталина, свидетельствовало о том, насколько пессимистически он смотрел теперь на наше военное положение.

Когда я прибыл в Фушль, Риббентроп сначала завел разговор о США, о возможности повторного избрания Рузвельта на пост президента и о прочих вещах. Я поддерживал разговор и уже собирался откланяться, как вдруг Риббентроп переменил тон и с серьезным выражением лица попросил меня задержаться. Ему нужно, сказал он, обсудить со мной одно очень важное дело, в которое никто не посвящен, кроме Гитлера, Гиммлера и Бормана. Он тщательно ознакомился с моей информацией о России и считает, что для нас нет более опасного врага, чем Советы. Сам Сталин намного превосходит Рузвельта и Черчилля по своим военным и государственным способностям; он единственный, кто действительно заслуживает уважения. Но все это заставляет рассматривать его как опаснейшего противника, которого необходимо устранить. Без него русский народ не сможет продолжать войну. Риббентроп сообщил, что он уже беседовал с Гитлером на эту тему и заявил ему, что готов пожертвовать в случае необходимости собственной жизнью, чтобы осуществить этот план и, тем самым, спасти Германию. И Риббентроп начал излагать свой план. Необходимо попытаться, сказал он, привлечь Сталина к участию в переговорах, чтобы в удобный момент застрелить его. Правда, Гитлер заметил, сказал Риббентроп, что провидение отомстит за это, но все же поинтересовался, кто мог бы взяться за проведение этого плана в жизнь или кого можно наметить хотя бы в сопровождающие. Тут Риббентроп уставился на меня своим неподвижным взглядом и сказал: «Я назвал фюреру ваше имя». После этого, добавил он, Гитлер поручил ему еще раз как следует обсудить это дело со мной. «Вот почему, — заключил он, — я попросил вас приехать».

Думаю, что лицо мое во время этого монолога не дышало интеллектом, так как план показался мне более чем сумбурным. Но хоть какой-то ответ дать было необходимо. Однако не успел я раскрыть рта, как Риббентроп сказал, что продумал до малейших деталей практическое выполнение плана. Разумеется, сказал он, следует ожидать, что советская охрана будет крайне бдительной, поэтому вряд ли удастся пронести в зал заседаний ручную гранату или пистолет. Но он знает, что наш технический отдел разработал модель авторучки, в корпусе которой вмонтирован револьверный ствол. Пуля обычного калибра, выпущенная из этой «ручки» на расстоянии от шести до восьми метров, попадает точно в цель. Поскольку такая авторучка вряд ли вызовет подозрения охраны, этот план, считал Риббентроп, можно успешно осуществить — лишь бы рука не дрогнула.

Рассказывая, Риббентроп воодушевился до самозабвения, и стал похож на подростка, начитавшегося «индейских» романов о похождениях Виннету. Но отвечать ему было нужно, лишь тщательно взвешивая каждое слово, ведь он обо всем доложил бы Гитлеру. Я сказал, что хотя план представляется мне осуществимым с технической точки зрения, но главная проблема заключается в том, как вообще усадить Сталина за стол переговоров. Опираясь на опыт в делах с русскими, накопленный мной в Стокгольме [49] , я полагал, что это будет очень нелегким делом. Я не утаил также, что вряд ли имеет смысл устанавливать контакты с русскими через меня, так как я уже подорвал свою репутацию в их глазах. Поэтому я предложил Риббентропу попробовать самому установить эти контакты. Если ему это удастся, я всегда готов помочь ему и советом, и делом.