Мемуары [Лабиринт]

Вас не должно приводить в замешательство то, что я упоминаю в этом письме и имя Шелленберга. На стр. 82 Вы пишете, что «нецелесообразно цитировать тщательно составленную автобиографию Шелленберга», как это сделал я в своей книге. Мне все же кажется, что Вы совершаете в своей книге именно такую «ошибку», цитируя неоднократно Шелленберга на стр. 93 — 97. В примечании на стр. 146 Вы, кажется, больше доверяете его версии, чем моей. Я не думаю, что мне изменяет память, когда говорю, что Шелленберг 23 апреля во второй половине дня в саду шведского консульства во Фленсбурге сообщил мне, что Гиммлер просит о дальнейшей встрече со мной, так как он после телефонного разговора с Шелленбергом, состоявшегося в тот же день, намеревается капитулировать на Западном фронте. Я согласен с Вами, что Шелленберг до известной степени вел себя наивно и что его восхищение Гиммлером остается непонятным. Но сравнивать его по его интеллигентности и другим чертам с Риббентропом я считаю ошибкой. Пусть он был оппортунистом, здесь я с Вами полностью согласен, но то, что он уже в начале 1942 года начал оказывать содействие шведским кругам и другим странам в освобождении заключенных и военнопленных из концлагерей Германии, подтверждает, по моему мнению, то, что если он и был оппортунистом, то достаточно разумным, чтобы уже тогда понять, что Германия проиграет войну. Я не думаю, что это свидетельствует о том, что он был «простофилей» (см. стр. 255).

На стр. 247 Вы говорите, что Дениц «снял нацистов с занимаемых ими постов». Шелленберг, который, разумеется, был нацистом, именно в этот период получил подписанные Деницем чрезвычайные полномочия на ведение в качестве «специального посланника» переговоров о сдаче немецких войск в Норвегии, Я сам видел этот документ, кроме того, Шелленберг пользовался моим телефоном в Стокгольме для неоднократных переговоров с Гиммлером, который тогда находился в Галене и Фленсбурге. По моему мнению, Шелленберг был прав, говоря, что Гиммлер — единственный человек в Германии, который может отдать приказ о капитуляции войск СС в Дании и особенно в Норвегии. В начале мая 1945 года все немецкие войска в Норвегии полностью сохраняли боеспособность. Регулярные войска не особенно настаивали на продолжении борьбы, но части СС были настроены по-иному.

Я знаю, что это утверждение верно и его подтвердили многие норвежцы из числа участников Сопротивления. Они говорили мне, что бои в Норвегии могли бы продлиться еще несколько месяцев, если бы Гиммлер не отдал приказа о капитуляции, и что это решение спасло жизнь многим норвежцам. Я упоминаю об этом, потому что надеюсь, что теперь Вы сможете лучше понять мотивы Шелленберга и мой план относительно Норвегии и, по возможности, Дании.

Вы должны дать себе также отчет в том, что именно благодаря Шелленбергу шведский Красный Крест смог спасти из концлагерей около 20 тысяч пленных, которые в противном случае наверняка погибли бы. Со слов многих пленных установлено, что после моего разговора с Гиммлером приказ о ликвидации всех заключенных концлагерей был отменен. Английский обвинитель на Равенсбрюкском процессе сообщил мне, что в результате одной из таких бесед была приостановлена работа газовых камер. Я считаю это заслугой Шелленберга, так как мое влияние на Гиммлера было далеко не таким сильным. Я не думаю, что глупый или совершенно наивный человек, простофиля, смог бы добиться таких результатов.

В заключение я хотел бы сказать еще несколько слов относительно Ваших замечаний о моей книге (стр. 267). Во-первых, моя книга называется не «Занавес поднимается», как пишете Вы неоднократно в своей книге. Английское издание моей книги носит название «Падение занавеса», а американское «Занавес падает». Первоначальное, шведское издание носит название «Конец» и имеет подзаголовок «Мои переговоры весной 1945 года в Германии во имя человеколюбия и их политические последствия». Я никогда не считал, что книга должна содержать какие-либо официальные документы. Вы считаете, что ценность моей книги в общем крайне невелика, и что я был всего-навсего поверхностным наблюдателем событий, происходивших в Германии в последние месяцы существования германского рейха. Думаю, что Вы поймете меня, если я не соглашусь на 100% с Вашим мнением. Я не знаю другого наблюдателя той эпохи, не немца по национальности, который бы больше знал о том, что происходило в Германии в марте и апреле 1945 года. Вы должны также учесть, что в Вашем распоряжении, когда Вы писали свою книгу, находились все документы Нюрнбергского процесса и материалы допросов бывших нацистских деятелей. Поэтому вполне понятно, что Ваша книга с точки зрения историка представляет большую ценность, чем моя. Тем не менее мне доставляет большое удовольствие иметь возможность констатировать, что я, пока прошлое еще было живо в моей памяти, не допустил никаких грубых ошибок, излагая свои впечатления о днях, когда «упал занавес».