Мемуары матери Сталина. 13 женщин Джугашвили

Вишневская несколько лет проработала вместе с Давыдовой. Кстати, Вера Александровна была членом комиссии, от решения которой зависел вопрос принятия молодой артистки Вишневской в труппу Большого театра.

На одну сцену две певицы выходили недолго - в 1954 году Вера Давыдова ушла на пенсию и уехала в Грузию.

А вот разговоры о ее отношениях со Сталиным продолжались еще долго. Галина Вишневская тоже не раз слышала их.

«Все это чушь, - сказала она мне. - А болтали об этом просто потому, что надо же чем-то заниматься в театре?

Три спектакля в месяц спели и что делать? Вот и начинаются сплетни».

И все же даже в воспоминания великой Вишневской, при всем ее добром отношении к памяти своей знаменитой коллеги, закралась неточность. О том, что Наталья Шпиллер и Вера Давыдова, две примадонны Большого, были соперницами.

Дочь Наталии Дмитриевны, актриса Мария Кнушевицкая, рассказывала мне, что Давыдова, наоборот, была ближайшей подругой ее матери.

- Тетя Вера была такая красавица! Когда она выходила на сцену в «Хованщине» в костюмах Федоровского, зал замирал!

Она была на три года старше мамы. У меня такая же разница с ее сыном Рамазом.

Когда вышла эта мерзкая книга о Вере Александровне, письмо в поддержку тети Веры подписала моя мама, Ольга Лепешинская и кто-то еще.

Мы очень дружили. Наши семьи сначала жили над дирекцией Большого театра - одни места общего пользования были, маленькая передняя и две комнаты.

В нормальный дом мы переехали после того, как Большому театру дали несколько квартир в доме для работников ведомства Берии. На каком-то приеме к нему чуть ли не директор Большого театра подошел и сказал, что для артистов дома не строят. И Берия дал два десятка квартир. Этот дом находится на Садово-Сухаревской.

Наша квартира была под номером 125 и располагалась на восьмом этаже, а на шестом этаже квартиру получила тетя Вера. Они с Рамазом и бабушкой-дедушкой в нее въехали.

У нее был чудесный муж. Дмитрий Семенович был очень красивый, с замечательным голосом, невероятным тембром. Он пел в «Иоланте» и это такой теплоты и глубины голос, что я помню его и сегодня.

В Большом театре было три подруги - тетя Вера, моя мама и замечательный врач, Валентина Александровна Фельдман. И росли дети: у Валентины Александровны - Марина, у мамы - я, у Веры - Рамаз.

Когда началась война, было страшно: стали бомбить Москву, напротив нашего дома были воронки, помню знаменитую бомбежку, во время которой бомба попала в Большой и упала люстра, чудом не вся разбилась. Другая бомба попала в очередь у магазина «Диета» на улице Горького, а еще одна - в здание горкома компартии.

И тогда тетя Вера предложила маме и Валентине Александровне Фельдман забрать девочек - меня и дочь Валентины Александровны - в Тбилиси. «Уж я их не обижу», - говорила она. Но тетя Валя Фельдман осталась в Москве, а мы уехали в Саратов, где жила папина родня.

Ту бомбежку никогда не забуду. Нас всех отвели в подвал, мы сидели, обернувшись одним одеялом с Рамазом, прижавшись друг к другу. Он был очень ласковым. И тетя Вера такой же была.

Даже во время войны за певицами присылали из театра машину. У певца такой режим - ни запахов, ни посторонних влияний быть не должно. Хотя ни мама, ни тетя Вера не кутались особо. У них никогда не было шерстяных шарфов, они только шелковые носили. Шелк больше предохраняет горло, и нет перегрева, как от шерсти. У Ивана Семеновича Козловского был знаменитый шерстяной шарф, изнутри обшитый шелком, чтобы именно эта ткань соприкасалась с горлом.

У мамы и тети Веры было много сдвоенных спектаклей. Например, в «Садко» Вера Александровна пела Любаву, мама - Волхову. И Сталинские премии за «Садко» они получили вместе. Обе были хороши, что и говорить.

Помимо теплых житейских отношений между нашими семьями были и очень творческие отношения. Было такое трио - папа (виолончелист Святослав Кнушевицкий, - прим. И. О.), Оборин (пианист Лев Оборин, - прим. И. О.) и Давид Ойстрах (скрипач, - прим. И. О.). И с ними был Дмитрий Семенович, муж тети Веры Давыдовой. Это была общность высочайшей музыкальной культуры.

Не знаю, видели вы документальный фильм грузинский о Вере Александровне? Снимали его здесь, у нас в квартире. Позвонили сразу после выхода книги некоего Гендлина, тогда только началась перестройка.

У мамы была одна особенность. Она всегда говорила понятно, доходчиво, но если о чем-то не хотела вспоминать, то могла говорить все, что угодно, и вы даже не понимали, что на самом деле не получили ответа на свой вопрос. Мама была большим дипломатом.

Помню, в тот день я пришла с репетиции, а по всей квартире расставлены камеры. И слышу вопрос, обращенный к маме: «Какие были отношения Веры Давыдовой и Сталина».

Она ведь действительно была олицетворением красоты. Русской красоты, ей невероятно шли все русские костюмы - она выходила в них в «Хованщине», «Садко». Давыдова была и невероятная Марина Мнишек. Есть ее фото в диадеме и со шлейфом, на нем она смотрит так, через плечо. Когда Вера Александровна выходила на сцену, зал действительно выдыхал.