Мемуары мессира Д'артаньяна. Том 1

Однако, дабы лучше ее подготовить, я не преминул заверить ее, что никогда не буду носить никакие рубашки с такой радостью, как те, что выйдут из-под ее руки. Но, наконец, желая перейти к делу, поскольку все это пока еще было лишь взбитыми сливками, я без всяких церемоний сделал предложение снять для нее хорошую комнату и сделать ее моей любовницей. Я в то же время приукрасил мою речь всем тем, что обычно льстит девице. Я даже сказал ей, что она сможет перевезти с собой свою мать, если пожелает, а я буду содержать как одну, так и другую.

Эта девица, кто была, по меньшей мере, настолько же лживой, насколько приятной, принялась плакать при этом предложении. Я сделал его ей дерзко, поскольку предполагал, что, после сделанных ей самой шагов, оно не могло быть ей неприятно. Однако, уже распрекрасно поддавшись на обман, я по доброй воле попался на него еще и во второй раз. [389] В самом деле, ничего не понимая в происходящем, я поверил всему, что ей угодно было мне сказать по поводу тех слез, какие она проливала передо мной. Она мне сказала столь наивным тоном, какой обманул бы любого другого, не только меня, что ей страшно не посчастливилось иметь те чувства, что были у нее, поскольку вместо признательности, какой она ожидала, она нашла во мне лишь беспримерную неблагодарность; иногда действительно видят, это правда, как взаимная любовь приводит к последствиям, подобным тем, что я ей теперь предложил; но, наконец, начинать так с девицей, как я поступил в настоящее время с ней, значит совершенно ее не уважать, да, наверное, я вообще никого не уважаю, кроме самого себя.

Я нашел столько справедливости в ее упреках, что даже не счел себя вправе оправдываться в сказанном о глубине моей страсти — мне показалось гораздо лучшим для меня откровенно признаться ей в моей ошибке. Так я и сделал от всего моего сердца и сказал — она была права, говоря мне все то, что она сказала; я согласился с ней, — мало ли что говорила Пословица, якобы надо сначала узнать, прежде чем полюбить; тем не менее, я не видел в этом для себя никакой необходимости, поскольку она была настолько привлекательна, что достаточно было на нее хоть раз взглянуть, чтобы отдать ей все свое сердце без остатка. Произнеся перед ней такие речи, я сказал ей также, что она со своей стороны была совершенно права, пожелав узнать меня, прежде чем отдать мне свое.

Я добавил еще множество всего такого все в том же тоне и, убедившись, что она этим удовлетворилась, не счел себя несчастным, поскольку она позволила мне придти повидать ее, как только получит согласие своей матери. Она мне пообещала попросить ее об этом тотчас же, как представится случай, а дабы я ничего не опасался, она мне сказала, что эта женщина так привязана к ней, что не откажет ей во всем, чего бы она ни попросила. Она молила меня [390] зайти ее навестить на следующий же день, якобы за моими рубашками, ее мать уже сделает их для меня. Она хотела, чтобы та меня увидела, поскольку, когда та меня увидит, она еще скорее даст ей согласие, которое она собиралась у нее попросить.

Вот так она позолотила мне пилюлю, и я заглотил ее столь удачно, что на следующий день был на свидании. Ее мать находилась там, как она мне и сказала; я не сумею утверждать наверняка, предупредила ли она ее о той шутке, какую желала со мной сыграть, и сыграла-таки в самом скором времени; так как предлог для моего визита к ней был настолько убедителен, что эта женщина могла прекрасно принять меня у себя, вовсе не участвуя в мошенничестве. Но, если она и не была предупреждена в это время, то ее поставили в курс сразу же после, поскольку она позволила мне не только заходить видеться с ее дочерью, но еще и нашептывать ей всякие нежности.

Она принимала их с величайшей грациозностью на свете, и будто бы была к ним весьма чувствительна. Это доставляло мне тем большее удовольствие, что я делался все более и более в нее влюбленным. Между тем, в один прекрасный день, когда я туда направлялся, я встретил за сотню шагов от ее дома одного Гвардейца Месье Кардинала, кто сказал мне, что я нашел себе славную интрижку; моя любовница, разумеется, стоила труда, а он достаточно ее знал, чтобы за это поручиться. Я сделал вид, будто не понимаю, что он хочет этим сказать. Я потребовал от него объяснения, и он мне тотчас сказал, что это абсолютно бессмысленно; видимо, мне хотелось его перехитрить; он же видел меня ежедневно, как я входил к портнихе и выходил от нее; я не мог к ней пройти без того, чтобы он меня не заметил, поскольку он проживал как раз под ней; а мне все-таки здорово повезло встречаться с ней, когда мне заблагорассудится, потому что он так и не смог добиться этой цели, хотя и сделал для этого все возможное. [391]