Мемуары мессира Д'артаньяна. Том 1

Этот Маршал еще хуже обошелся с Месье де Фабером, кому, наконец, Король дал Роту у Гвардейцев после того, как отказал ему в согласии на Роту в старом Корпусе. Он решил вести себя с ним, как ему заблагорассудится, потому что этот Офицер был очень скромного происхождения, и он не верил, что когда-нибудь жезл Маршала Франции придет ему [114] на помощь, чтобы очистить его дурную кровь. Месье де Фабер постоянно восставал против него и находил покровительство у Кардинала, кто первый осуждал поведение своего родственника. Правда, Фабер всегда проявлял сноровку очень почтительно разговаривать с Маршалом, дабы, когда он явится жаловаться на него Его Преосвященству, тот был бы более расположен его слушать.

Сен-Прей не робеет перед сильными

Было бы желательно для Сен-Прея, чтобы ой вел себя так же мудро не только с этим Маршалом, но еще и с Герцогом де Брезе, с кем он имел совсем недавно нечто вроде ссоры. Явившись ко Двору по приказу Короля для обсуждения с ним пограничных дел и возможностей что бы то ни было там предпринять во время предстоящей Кампании, он прожил около двух недель в Париже, прежде чем Совет Его Величества принял решение по этим вопросам. Месье Денуайе, Военный Секретарь Государства, не любивший его, потому что тот никак не мог решиться подольститься к нему, хотел, чтобы осадили Дуэ, в пяти лье за Аррасом, дабы этот город не был больше пограничным, когда другой будет взят; Сен-Прей увидел, как его лишают славы Наместника, самого близкого к врагам. Сен-Прей, напротив, хотел, чтобы до того, как идти вперед, расчистили все, остававшееся сзади него. Например, Бапом, отрезавший ему сообщение с Городами Соммы и расположенный всего в четырех лье от его Наместничества. Кроме того, имелся Камбре, хотя и более удаленный, но гораздо более необходимый для взятия, чем город вроде Дуэ, да его и никогда нельзя было сохранить без мощного гарнизона. На все это Денуайе отвечал, что там устроят Плацдарм, и часть Кавалерии, проведя в нем зиму, рассеет страх и ужас вплоть до самого сердца Валлонской Фландрии, которую в то же время можно будет покорить.

Маршал де ла Мейере держался того же мнения, что и Месье Денуайе, скорее ради удовольствия противоречить Сен-Прею, чем действительно веря, что Секретарь был прав. Наконец, Совет с трудом [115] определился, потому что сила рассуждения Сен-Прея одолела в сознании Его Величества все, что могли сделать домогательства других. Наместник провел эти две недели в погоне за развлечениями, когда он не был обязан идти в Лувр. Дела, приведшие его в Париж, были, наконец, завершены к его удовлетворению, если не считать размолвки с Маршалом де Брезе, я о ней уже упоминал, и он возвратился в свое Наместничество, где вновь начал неотступно преследовать врагов, немного передохнувших за время его отсутствия.

Однако Кампания началась, Полк Гвардейцев получил приказ маршировать во Фландрию, и я несказанно обрадовал моего хозяина, отправляясь туда. В самом деле, хотя он и состроил мне добродушную мину, он догадывался, что я был в совсем недурных отношениях с его женой, но так как он был должен деньги Атосу, одному из моих друзей, то считал себя обязанным ублажать меня до дня моего отъезда. Когда я отбыл, он не обращался больше со своей женой, как это делал прежде. Он упрекал ее во множестве якобы подмеченных им вещей, и она все это мне сообщала в таких выражениях, какие заставили меня поверить, что она гораздо большая страдалица, чем когда-либо действительно была. Единственное, чем я мог ей помочь, это о ней сожалеть. Я ей отвечал по адресу, указанному мне ею же самой, и то участие, какое я принимал в ее делах, позволило ей перенести ее несчастье с большим терпением.

«Моя домохозяйка» становится «моей хозяйкой кабаре»

Ее муж, желавший непременно отделаться от меня и не желавший, чтобы я снова свиделся с ней, когда возвращусь, додумался тогда сменить не только дом, но еще и ремесло. Вместо сдачи внаем меблированных комнат он сделался виноторговцем и подыскал себе крупное кабаре. Во время его вояжа в Дижон он свел знакомство с людьми, расхвалившими ему эту коммерцию, и он заявлял, когда даже это ремесло не удастся ему лучше, чем то, что у него было прежде, он, во всяком случае, извлечет из него ту выгоду, что [116] избавится от человека, крайне для него подозрительного.