Мемуары мессира Д'артаньяна. Том II

Когда шагнешь за сорок лет,
В помине наслаждений нет,
Любовников простыл и след,
Теперь приходится поститься,
Лишь память может возвратиться
К годам весны, в былой расцвет.

Королевский указ.

Она, тем не менее, остерегалась ему говорить, что считает себя обиженной именно словами; она воспользовалась тем предлогом, что он якобы скверно пел, и его голос резал ей ухо, как самые отвратительные звуки на свете.

Когда наш Шевалье так славно нас позабавил, мы с большим терпением, чем прежде, ожидали развязки той шутки, что ему и его другу угодно было с нами сыграть; как вдруг сын подстроил нам другую, о какой мы далеко не думали. Так как у него было более чем достаточно денег, он отыскал служителя некого Государственного Секретаря, кто за [132] пять сотен пистолей пообещал ему раздобыть Королевский указ для заточения без суда его матери; для достижения своей цели они представили подложные письма и ответы, какие она якобы писала брату, находившемуся в иностранных землях. Он удалился туда из-за дуэли, наделавшей большого шума при Дворе. Он потерял таким образом все достояние своего дома, унаследованное им после смерти старшего брата, кто был Мэтром по Ходатайствам и скончался бездетным. Эти письма, в той манере, в какой они были преподнесены, имели некоторое отношение к делам Государства, и так как большего и не требовалось, чтобы погубить любую персону, Королевский указ был выдан и весьма тонко приведен в исполнение. Тогда был день Всеобщего Отпущения грехов; Дама была очень набожна и пошла пешком в сопровождении одной Демуазель для Стояния на молебне, и была арестована сразу же при выходе из Божьего дома. В то же время ее швырнули в карету, как это практикуется в подобных обстоятельствах, и стражники, слишком хорошо обученные тому, что они должны делать, чтобы не упустить хоть малейшую деталь, заставив подняться туда же Демуазель, задернули шторы кареты и доставили их обеих в дом того, кто распорядился их арестовать. Глава этих конвоиров считал ее настоящей преступницей; и все, что она могла ему сказать, дабы тот объявил о ее невиновности Министру или переправил письма ее родственникам, так ничему ей и не послужило; на следующее утро он опять велел ей подняться в карету, запряженную шестерней лошадей, чтобы препроводить ее в предназначенную ей тюрьму.

Ее люди были весьма удивлены, когда она не вернулась к обеденному часу. Они ждали ее, тем не менее, до двух часов, не особенно беспокоясь. Они уверились, будто набожность побудила, ее к посещению нескольких церквей и была поводом ее опоздания. Но, наконец, пробило три часа, и, не имея от нее никаких известий, лакеи пустились на розыски [134] среди ее друзей, попытавшись узнать, не остановилась ли она пообедать у кого-нибудь из них. Между тем, прошло еще два часа, а они так и не выяснили, что с ней сделалось, а когда и лакеи вернулись, узнав ничуть не больше, чем когда они уходили, ее домашние начали по-настоящему волноваться; они сочли себя обязанными предупредить ее сына; этот соизволил явиться в ее жилище лишь под надежной охраной. Он, очевидно, боялся, если придет совсем один и случайно повстречает там меня, то как бы я его не оттрепал с таким же успехом, как и его доброго друга. Эта опасливость даже еще усилилась от сознания, что он добавил новое преступление к первому; и так как после того, что я сказал ла Карлиеру и сделал с ним, он прекрасно понимал, что, уже сводя знакомство с одним, я быстро угадаю и другого, он рассудил, насколько для него некстати так легко подвергаться риску.

Обвинен в похищении.