Рувиль, кто не испытывал недостатка в сообразительности, нашел, что такая любезность, совершенно необычная со стороны врага, должна быть ему чрезвычайно подозрительна; итак, почти угадав причину, побудившую его так поступить, он ответил Месье Принцу, якобы он видит столько славы в сопротивлении ему, что когда бы даже ему было суждено пасть при таком блистательном предприятии, он решился подвергнуться этому риску; пусть Принц подрывает свои мины, когда ему захочется; он же явится защищать брешь; он прекрасно знал, как ему будет трудно воспротивиться Принцу; но, наконец, если вдруг ему удастся добиться своего, он видел в этом столько будущих почестей, что был готов принести в жертву практически все ради этого. Месье Принц не смог найти возражений на [66] подобный ответ, настолько полный почтения и восхищения перед ним. Тем не менее, так как он предпочел бы поменьше лести и побольше доверия, то послал ему сказать в качестве последней попытки, что сделает все, чего бы тот ни пожелал, но если уж он не сдастся в настоящий момент, пусть он не надеется больше ни на какую пощаду для него. Рувиль наплевал на его угрозы точно так же, как уже обошелся с его предложениями; теперь уже Месье Принц увидел, что ему самому не на что больше надеяться от него, и тут же снял осаду. Он удалился под защиту пушек Гравлина, где не боялся, что Виконт де Тюренн явится туда его искать.
Такое решение, принятое Месье Принцем, было наиболее безопасным для него. Так как он не распорядился соорудить никаких линий обороны, ему было бы совершенно необходимо или бросить свою затею, или же идти прямо нам навстречу и дать нам бой. В остальном, хотя последнее было бы более славно, чем все остальное, а, соответственно, и более ему по вкусу, ему, кто совершал лишь поступки, достойные восторгов, за исключением разве что его мятежа, он не мог этим удовлетвориться по причине неудобств, какие он здесь предвидел. Он боялся, что если фортуна не станет на сторону его отваги, ему будет в чем раскаяться. Так как он знал о Договоре, заключенном нами с Англией, и даже о том, что шесть тысяч Англичан уже находились в нашей армии, он видел потерю морских городов Фландрии неизбежной после проигрыша в такого сорта сражении. Итак, он рассудил кстати поберечь силы в ожидании какого-нибудь более удачного для него случая.
Марши и завоевания
Месье де Тюренн отрядил четыре тысячи человек как Пехоты, так и Кавалерии, для атаки замка, известного под названием ла Мотт о Буа. Этот замок был достаточно крепок и имел довольно внушительный гарнизон; но Кастельно, кого Месье де Тюренн поставил во главе этого соединения, в первый же день дал по нему более пятисот пушечных залпов, [67] и очень скоро его защитники попросили о капитуляции. Кастельно, разумеется, этого хотел, но так как его намерением было задержать гарнизон в качестве военнопленных, они бы никогда друг с другом не пришли к соглашению, если бы Виконт де Тюренн не послал ему сказать принять замок на более мягких условиях.
Когда замок был сдан, Месье де Тюренн приказал сровнять его с землей, а затем двинулся на врагов, казалось, раскаявшихся, что не дали нам битву, когда мы маршировали на помощь Ардру. Поскольку они перешли Кольм, как если бы захотели сразиться с нами, но, получив сведения о нашем марше, они незамедлительно перешли его обратно. Они даже сейчас же окопались за рекой, и эта позиция была столь выгодна для них, что, разведав их расположение, мы так и не осмелились предпринять против них атаку. Они допустили тогда большую ошибку, а именно, оставили Бурбур. Виконт де Тюренн, кто был не тем человеком, чтобы не извлечь из этого для себя выгоду, немедленно им овладел. Он утвердил там Графа де Шомберга в качестве Наместника; не того, о ком я говорил выше, но Графа де Шомберга, кто сегодня в большом почете у Португальцев и даже среди всех прочих Наций из-за великих свершений, осуществленных им ради защиты этого Королевства. Два эти Графа, один из которых умер в настоящее время после того, как был удостоен жезла Маршала Франции, вовсе не находились в родстве, хотя оба были выходцами из Германии. Как бы там ни было, Шомберг получил приказ восстановить фортификации этого города, разрушенные врагами до того, как они его оставили; здесь был заложен плацдарм для дальнейшего служения великим предначертаниям, что замышлялись в этой стороне. Мы взяли затем Форт Мардик, где гарнизон составили Англичане. Так как место было чрезвычайна тесно для такого числа народа, а кроме того, эта Нация чрезвычайно плотоядна, там зародилась вскоре среди них такая порча, что множество их от нее [68] поумирало. Испанцы выбрали как раз это время, чтобы постараться вернуть это место в их руки. Они осадили его к концу года, но гарнизон, каким бы он ни был больным, защищался достаточно мощно, дабы дать нам время выйти из наших зимних квартир и явиться им на помощь; эти Испанцы отступили, даже не осмелившись нас дождаться. [69]
Взятие Дюнкерка
Измена Маршала д'Окенкура