Мемуары мессира д'Артаньяна

Месье Кардинал, и не требовавший лучшего, как только увеличить подозрение их собратьев к их поведению, далеко не покончив с ними, держал их в неведении, тогда как украдкой посвящал других во все предложения, что были ему сделаны. Он использовал меня в этих случаях, и я ему весьма полезно служил.

/Галантная интрига./ Я знал жену одного Советника, она была кокетлива до такой степени, что желала весь свет видеть у своих ног. Я служил ей в соответствии с ее наклонностями, потому что мне это стоило всего лишь слов, и не больше труда сказать женщине, что она прелестна, чем когда это делают другие, частенько повторяя это вопреки истине, вместо того, чтобы сказать, что они думают на самом деле. Ее кокетство поначалу не нравилось ее мужу, уверенному в том, что удел мужчины, чья жена пребывает в подобных настроениях, вскоре стать тем, кем столькие другие уже являются; но время и опыт научили его, хотя это обычно и случается, совсем иное было с ней, и если она и любила ухаживания, она ничуть не меньше ценила добродетель; он к этому привык, и порой испытывал лукавое удовольствие, слушая о ее интрижках. Она сказала ему, что я принадлежал к числу ее воздыхателей, и так как я еще не покинул Месье Кардинала, и этот Магистрат верил, что я могу быть особенно в курсе происков его собратьев, она написала мне письмо по его совету. Содержание его было таково, что она поверила, якобы я говорил ей правду, когда подчас принимался заверять ее, будто она мне небезразлична; но она боялась, однако, в этом обмануться, поскольку когда истинно любят, находят же какое-то средство, вопреки тому, что происходило между обеими партиями, вновь увидеть ту, кого любят; такая неразбериха творилась с паспортами, что я, конечно же, мог раздобыть себе один, если бы хоть немного об этом позаботился; она даже предлагала мне сама избавить меня от этого труда, если я столкнусь с какими-нибудь трудностями; мне стоит лишь ее предупредить, и она пришлет мне паспорт.

Я показал это письмо Месье Кардиналу вовсе не для того, чтобы испросить у него позволения пойти повидать эту Даму, так как это была наименьшая из моих забот, но дабы узнать, не пожелает ли он воспользоваться этим случаем и приказать мне провернуть что-нибудь в городе, что могло бы обернуться в его пользу. Он мне сказал, что признателен за мою откровенность; мне непременно следует принять это предложение, и прежде, чем этот паспорт до меня дойдет, он скажет, что мне предстоит сделать для его службы; ему надо обдумать вопрос, поскольку по зрелому размышлению меньше ошибаются, чем когда решают дела впопыхах. Часом позже он послал за мной и вызвал к себе в Кабинет. Едва он меня увидел, как спросил, хорошо ли я умею разыгрывать влюбленного; я ему ответил, что были времена, когда я совсем недурно с этим справлялся, да полагаю, что и сейчас не окончательно все забыл. — Тем лучше, — сказал мне он, — но смотри не обмани меня, поскольку, когда имеют любовницу, весьма редко не жертвуют ей своим Мэтром при случае. — Я ему ответил, что такое приключалось несколько раз, но только не с достойным человеком; к тому же для этого понадобилась бы любимая любовница, но когда она не больше по сердцу, чем эта, ни Мэтру, ни даже самому незначительному другу нечего бояться. Он мне заметил, поскольку я ее не любил, он признает вместе со мной, что должен отбросить всякое подозрение, и таким образом я должен ей без промедления написать, дабы она выслала мне обещанный паспорт.

Я сделал это, как только его покинул, и так как между ею и мной были совершенно одинаковые чувства, и мы думали лишь о том, как бы обмануть друг дружку, она не теряла времени со своей стороны и отправила мне то, о чем я ее просил. Я явился к ней в тот же день, когда получил мой паспорт, и, здорово разыграв своего персонажа подле нее, настолько хорошо прикинулся влюбленным, что она нашла мое месячное отсутствие, без возможности видеть ее, чудесным секретом для подогрева самого холодного любовника. Однако, подтверждая ту пылкость, какую я к ней проявлял, я сказал ей по секрету о своей надежде в самом скором времени вновь свидеться с ней, но уже без всякой нужды в паспортах. Я не хотел говорить об этом больше, прекрасно зная, — если я скажу что-то наполовину, то лишь сильнее раздразню ее любопытство узнать, что я под этим подразумевал. Что и не замедлило проявиться. Она умоляла меня объясниться получше, и, притворившись, якобы я раскаиваюсь в том, что и так уже слишком много выболтал, я ни за что не хотел нарушить молчания, пока она клятвенно не пообещала мне никогда и никому не передавать то, что я так хотел ей сказать в доказательство моей страсти к ней.