Мемуары мессира д'Артаньяна

Эта Дама в необычайном смятении никогда бы не нарушила молчания, если бы я ее к этому не обязал, спросив у нее, что все это значит. Она мне ответила, что ничего не знает; она бы могла сказать единственно то, что по отношению к ней все это было весьма жестоко, поскольку я достаточно выражаю моей миной, насколько подозреваю ее в какой-то интриге; однако она никогда и ни с кем не имела никакой связи ни до, ни после смерти ее мужа — итак, у нее не было и повода поверить, что с ней могло произойти нечто такое, как в настоящее время; она всегда была мудра, таким образом, она не только не давала предлога какому-либо мужчине воспротивиться ее зарокам, но даже не позволяла посметь говорить, будто она хоть когда-нибудь сказала ему что-то похожее на заигрывание; прошло восемь лет, как она сделалась вдовой, и если я желаю об этом осведомиться, мне всегда скажут, что она жила с тех пор в таком глубоком затворничестве, что ее просто невозможно обвинить в том, якобы она принимала у себя какого-либо мужчину, кто не был бы членом ее семейства. Наивность, с какой она со мной говорила, дала мне тотчас же понять, что она не столь виновна, как я подумал. Я поначалу вбил себе в голову какие-то рогатые видения, омрачившие мой разум; итак, еще не отделавшись от них в тот же момент, я все же счел, что не надо из-за ложной тревоги отказываться от надежды когда-нибудь обладать ее двадцатью тысячами ливров ренты. Потому я попросил у нее прощения за мое подозрение, сказав, дабы заставить ее охотнее воспринять мое возвращение, что она должна быть даже рада этому случаю, поскольку он дал ей возможность узнать не только о том, что мне бы не понравилось ее потерять, но еще и о том доверии, какое и всегда буду питать к тому, что она мне скажет; в самом деле, она прекрасно видела, что после того, как я горячо забил тревогу, я тут же положился на одно-единственное ее слово. Она мне ответила, что что было правдой, но она не знала, тем не менее, стоило ли ей этому радоваться; женщина, попавшая и руки столь подозрительному мужу, обречена на довольно плачевную жизнь с ним; ревность странная вещь, и как бы там ни пытались утверждать, что она лишь следствие любви, так как она может быть самое большее следствием больной любви, моего настроения следует ничуть не менее опасаться, чем смерти.

Я абсолютно не был ревнив — для того, чтобы сделаться им, надо было бы стать влюбленным, а я далеко таковым не был. Я был ненамного старше ее сына, а любить женщину, годившуюся мне в матери, было совсем не в моем вкусе; но я любил почести и достаток, и новость о том, что какой-то Кюре из Сент-Эсташа мог бы обеспечить мне потерю и того, и другого, было действительной причиной состояния, в каком она меня увидела. Однако, так как я все больше и больше успокаивался, я постарался наладить с ней мир, но добился этого ценой немалых усилий. Уже после этого я у нее спросил, кто бы мог быть этим незваным другом, но поскольку она знала о нем не больше, чем я, и была настолько задета, что и не подумала об этом спросить, она мне ответила, что, кем бы он ни оказался, все равно он будет самозванец; изумление, в какое привела ее эта новость, а главное, манера, какую я внезапно принял, помешали ей осведомиться о нем у ее Пастора, но поскольку я начал признавать мою ошибку, и она тоже начала приходить в чувства, надо приказать заложить лошадей в карету, поехать туда вместе и все разузнать.

/Некий Месье Бег де Вилен./ Мы поступили так, как она хотела, и, не застав Кюре дома, поговорили с одним из его викариев. Этот последний нам сказал, что возражение исходило от дворянина по имени Бег де Вилен, выходца из провинции Берри, он обосновался у Прокурора по имени Аруар; этот Прокурор, видимо, предоставит нам все новости, какие мы захотим получить, сам же он посоветовал нам отыскать именно его, поскольку, если мы желаем узнать больше того, что он нам только что сообщил, нам надо обратиться к кому-нибудь другому, но не к Кюре и не к нему самому. Мы рассудили кстати ему в этом поверить и тут же направились к Прокурору; он проживал совсем близко от Нотр-Дам, в маленьком приходе, какой там имелся. Вдова мне уже поклялась, покинув викария, что не знала никакого Месье де Вилена, она даже о нем никогда не слышала — она еще и заверила меня в том же по дороге, что весьма меня обрадовало, поскольку я был бы счастлив лишь тогда, когда бы особа, какую я желал бы сделать моей женой, была бы не только признана добродетельной, но и еще была бы выше всякого подозрения. По всем приметам я рассудил, что с нами просто вознамерились сыграть дурную шутку, но лишь никак не мог сказать, против нее или против меня она была направлена. Я не мог вообразить, тем не менее, чтобы она касалась непосредственно меня; я не знал за собой никакого врага, тем более, что мое поведение всегда было столь осмотрительным по отношению ко всем на свете, что легко было увидеть, насколько я всегда пытался понравиться каждому, чем не угодить хоть единой особе.