Мемуары мессира д'Артаньяна

Я ждал ответа Навайя со всем нетерпением, какое только возможно вообразить, когда к моему крайнему изумлению услышал, что он не знает, что мне сказать. Он рассказал мне в то же время, как все это между ними произошло, и по-прежнему продолжая демонстрировать мне свою дружбу, он посоветовал, если Кардинал пожелает прощупать меня по этому поводу, притвориться еще беднее, чем он меня ему представил; и каким бы позорным для этого Министра ни было желание вытянуть деньги из того, что ему ничего не стоило, но что бы там ни говорили, а он сделает по-своему, и не больше, и не меньше. Он ввел этот несчастный обычай со дня своего вступления в Министерство — ничего не отдавать без денег — и он намеревался строго придерживаться его до самого конца. Я поблагодарил Навайя за добрый совет и ответил, что когда бы даже он мне его и не дал, я не преминул бы сам применить его на практике; я был вынужден сделать это из-за нужды, а так как нужда не признает закона, Его Преосвященству пришлось бы изрядно похлопотать, прежде чем я нашел бы для него деньги; он был всемогущим во многих вещах, но что касается этого, то я пренебрегу ему подчиняться. Навай мне ответил, что он рад видеть меня в таком настроении, и чтобы я позаботился таким его и сохранить.

/Трюфели в качестве предлога./ Месье Кардинал ничего мне не говорил в течение нескольких дней, хотя я проявлял заботу представать перед ним и по утрам, и по вечерам. Я не знал, что бы могло означать все это, находя, что ему первому следовало бы со мной заговорить; но видя, что он так ничего и не делал, и, похоже, мне еще очень долго придется ждать, прежде чем он что-нибудь сделает, я не захотел еще и дальше оставаться без объяснения с ним. Я выбирал подходящий момент, как делал уже несколько раз, когда он выходил после игры, причем обязательно с выигрышем. Я знал по опыту, что никогда он не бывал в таком добром настроении, как в эти моменты — можно было сказать, будто бы он видел распахнутые перед ним небеса, настолько мирным было его лицо и ублаготворенными глаза. Но на этот раз он прекрасно заметил, что я хотел с ним поговорить, а так как он знал о моем намерений просить, а не подносить, он постарался меня обойти; это ему удалось в данном случае, и он было уже поверил, будто надолго избавился от меня, как однажды нашел меня, и когда меньше всего об этом думал, у Мадам де Венель. Эта Дама была наставницей его племянниц, и я нанес ей визит под предлогом вручения ей трюфелей, что прислали мне из Дофине. Она до них была большая охотница, и я выяснил, что нельзя было преподнести ей подарка приятнее, чем этот. Племянницы Его Преосвященства довольно-таки разделяли с ней эту склонность; их карманы всегда были ими полны, и хотя эта Дама и так уже достаточно знала об их наклонностях к галантности и без помощи этого дополнительного средства (Трюфели пользовались репутацией средства, возбуждающего чувственность), она не осмеливалась отбирать у них грибы, поскольку у них бы хватило дерзости ей ответить, что она просто нелюбезна, если порицает в других то, что одобряет в самой себе.

Этот Министр был изумлен, обнаружив меня там без всякого приглашения, и спросил, что я там делал, грубым тоном, и почти подразумевая, что я явился принести зло его племянницам; я ему ответил, что, вознамерившись сделать маленький подарок Мадам де Венель, я решил отнести его сам, из страха, как бы тот, кого я с ним пошлю, не соблазнился случайно запустить туда руку. Он сразу обмяк при этом слове «подарок», настолько он привык получать удовольствие, когда их преподносили ему — потому, тотчас же приняв совсем другой вид, чем тот, с каким он со мной разговаривал, он мне ответил, что давно знал меня, как предусмотрительного человека, как того, кто не позволит легко себя провести; я совсем недурно поступаю, что вот так опасаюсь моего ближнего, потому как свет теперь так извращен, и особенно во Франции, что найдется сотня мошенников на одного честного человека. Я не посмел ему сказать то, что я думал по поводу его упрека в отношении нашей Нации, а именно, если и есть столько извращений в ее среде, то это только от дурного примера, что он ей подавал с первого дня, когда он вошел в Министерство. Так, по меньшей мере, говорило большинство честных людей.