Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 2

5. Мало того, что литвины проникнутся восхищением и признательностью к Вашему императорскому величеству: это чувство перейдет и на жителей герцогства Варшавского. И только после этого, сравнивая, они почувствуют разницу в управлении и смогут отличить действия Александра от действий Наполеона. Смею предположить, что в это время большое число варшавских офицеров и солдат пожелают перейти на службу Вашему императорскому величеству, а те, кто покинул свою страну, неизбежно захотят вернуться назад. То будут не дезертиры, а разуверенные люди, убедившиеся, что надежда на восстановление Польши с помощью Наполеона всего лишь химера. Именно тогда варшавяне сильно и искренне пожелают иметь то, что имеют литвины… Но мне не хотелось бы опережать события, полагая, что я до конца выполнил свою задачу, высказав со всей откровенностью Вашему императорскому величеству, все, что подсказало мне сердце и мои убеждения».

Глава IV

Император внимательно слушал чтение Записки, изредка прерывая меня замечаниями: «Правильно; очень верно… Это исторические факты». Когда же я перешел к месту, где Наполеон обещает полякам расширить границы их страны до Волги, император улыбнулся и заметил, что ему это напоминает попытку продать шкуру неубитого медведя.

После того, как я закончил чтение, он со всей своей любезностью сказал, что очень доволен тем, что услышал, и что воспользуется моими предложениями, во многом совпадающими с его планами и проектами. Император попросил у меня оригинал зачитанной мною Записки и отпустил со словами: «У нас будет еще не одна возможность обсудить этот вопрос».

Еще какое-то время продолжались наши довольно частые встречи и обеды с ним. Император не вспоминал о Записке, которая, как мне показалось, произвела на него сильное впечатление, а я был достаточно осторожен, чтобы не напоминать ему о ней.

Bскоре после этого стал вопрос об отъезде Коленкура, герцога Виченцского, которого в посольстве Франции должен был сменить генерал Лористон. С этого времени меня перестали приглашать к императору, и так прошло несколько недель. Наконец, однажды я встретил его на набережной, и он со своей обычной любезностью сказал: «Вы, несомненно, удивлены, что мы так долго не встречались и не разговаривали с вами, но после приезда Лористона я понял, что вас слишком распропагандировали в Париже, и это заставило меня предпринять некоторые предосторожности. Впрочем, мы скоро будем нередко встречаться и успеем поговорить о нашем проекте».

С того дня я имел возможность видеться с императором так же часто, как и раньше, но мы не затрагивали каких-либо вопросов, вплоть до конца сентября, когда я попросил разрешения на четырехнедельный отпуск. Получив мою просьбу в письменном виде, император вызвал меня в свой кабинет и сказал: «Я узнал, что вы собираетесь в Литву. Скажите вашим соотечественникам, что я постоянно думаю о них, что я занимаюсь их судьбой…; что мне хотелось бы улучшить ее…; что скоро, быть может, представится возможность, когда я смогу доказать им это…; что я рассчитываю на их поддержку и прошу полного доверия». Поскольку император вопреки своей обычной привычке говорить быстро, произносил это короткими фразами и с колебанием в голосе, взвешивая каждое слово, я решился спросить:

«Государь, позвольте мне заверить своих земляков в покровительстве и благосклонности Вашего императорского величества, не пробуждая в них робкой надежды, потому что, если я буду говорить от своего имени, они не поверят мне, а ведя речь от имени Вашего Величества, я должен сказать им нечто определенное и положительное… Словом, я посмею предположить, что в данный момент, Ваше императорское величество находится в нерешительности относительно того, что оно предполагает предпринять». «Как в нерешительности? – живо возразил император. Произойдет одно из двух: либо в случае войны я создаю Королевство Польское, которое будет присоединено к Российской империи, как Венгрия и Богемия к Австрии, либо, если войны не будет, я дам ход нашему большому проекту по Литве».

Когда после месячного отсутствия я вернулся в Петербург, император задал мне много вопросов о настроениях, царивших в Литве. Он много говорил о своих благосклонных намерениях по отношению к полякам и приказал мне направлять ему лично через обер-гофмаршала графа Толстого любую информацию, с какой я сочту необходимым ознакомить его.

Воспользоваться этим разрешением и написать ему письмо меня вынудила болезнь, приковавшая меня к постели на две недели.

«Государь, недомогание, которое вот уже несколько дней удерживает меня дома, позволило мне заняться проектом, который Ваше императорское величество не так давно разрешили мне представить ему.

Имея огромное счастье ознакомиться с идеями Вашего императорского величества и представить его взору набросок обширного плана, задуманного самолично Вашим Величеством, я ни на минуту не сомневался, что исполнения этого плана требуют интересы империи, слава престола Вашего императорского величества и счастье многих миллионов людей.