Мемуары наполеоновского гренадера

Было часов двенадцать ночи. Я провёл в подвале около часа, и за это время мороз значительно усилился. Правда, по левой стороне я видел костры, но не осмеливался направиться туда, боясь погибнуть, провалившись в один из присыпанных снегом подвалов. Я продолжал пробираться ощупью и, опустив голову, внимательно глядел себе под ноги. Потом я заметил, что дорога идёт под гору, а пройдя ещё немного, увидел груды пушечных лафетов, вероятно, предназначавшихся для укрепления крепостного вала. Спустившись вниз, я никак не мог разобрать направления, и вынужден был присесть на лафет отдохнуть и подумать, куда мне держать путь.

В этом ужасном положении, сидя подперев голову руками, и в ту минуту, когда меня потянуло в сон, от которого я бы не проснулся, я вдруг услыхал какие-то необычайные звуки. Я очнулся с ужасом, при мысли об опасности, которой только что избежал. Затем я насторожил всё своё внимание, стараясь уловить, откуда несутся звуки, но уже ничего не слышал. Мне тогда показалось, что это был сон или предостережение неба, чтобы спасти меня. Тотчас же, собрав всё своё мужество, я опять побрёл ощупью, преодолевая многочисленные препятствия, попадавшиеся на моем пути.

Наконец мне удалось, несколько раз рискуя сломать себе ноги, преодолеть все препятствия, мешавшие мне пройти, и я остановился немного отдохнуть, чтобы суметь взойти на холм перед собой. Я снова услышал звуки, разбудившие меня, и теперь понял, что это за музыка. Торжественные звуки органа, доносившиеся издалека, произвели на меня, стоявшего в полном одиночестве в этом месте и в такое время, потрясающее впечатление. Я быстро пошёл в ту сторону, откуда слышались звуки, вверх по склону. Очутившись наверху, я сделал несколько шагов, остановился – и вовремя! Ещё несколько шагов и всё было бы кончено! Я свалился бы вниз, с вала, с высоты более пятидесяти пье, на берег Днепра. Охваченный ужасом при сознании той опасности, какой подвергался, я отступил назад, снова прислушался, но уже ничего не услышал. Тогда я двинулся в путь и повернул налево, тут мне удалось опять попасть на проложенную дорогу. Я продолжал двигаться медленно, осторожно, подняв голову и прислушиваясь, но так как уже ничего больше не услышал, то подумал, что это было не более, как игра моего расстроенного воображения. В том бедственном положении, в каком мы находились, какая могла быть музыка, да ещё в такой час!

Продвигаясь вперёд и размышляя, я почувствовал, что моя правая нога, которая была наполовину отморожена и сильно болела, наткнулась на что-то твёрдое. Я вскрикнул от боли, и во весь рост упал на труп, лицом прямо на его лицо, затем с трудом встал и увидел, что это драгун – всё ещё с каской на голове и плащом на плечах. Он упал, вероятно, не так давно.

Мой крик был услышан кем-то справа, и этот человек, в свою очередь, крикнул мне, что он давно уже ждёт кого-нибудь. Удивлённый и обрадованный, найдя живого человека там, где я считал себя одиноким, я двинулся в ту сторону, откуда доносился голос. Чем ближе я подходил, тем больше убеждался, что я знаю, чей он. Тогда, я крикнул:

– Это вы, Белок?[40]

– Да! – отвечал он.

Белок не менее меня удивился этой встрече, в такой час, в этом печальном месте, причём он также как и я, не имел понятия, где находится. Сначала он принял меня за капрала, посланного с людьми из особой команды для переноски больных его роты, оставленных у ворот города. Путь был неблизкий, вот потому и требовалась дополнительная помощь.

Я рассказал Белоку о том, каким образом я заблудился, рассказал о своём приключении в подвале, но не решился рассказать о слышанной мною музыке, боясь, что он подумает, что я сумасшедший. Белок попросил меня остаться с ним. Я так и собирался поступить. Немного погодя он поинтересовался, отчего я закричал. Я рассказал ему, что упал на труп драгуна, лицом прямо на его лицо.

– Вы очень испугались, мой бедный друг?

– Нет, – отвечал я, – но зато сильно ушибся.

– Это хорошо, – сказал он, – что вам было так больно, что вы закричали, ведь иначе вы бы прошли мимо и не заметили меня.

Разговаривая, мы шагали назад и вперёд, чтобы согреться, в ожидании, когда придут люди, чтобы перенести больных. Бедняги лежали в ряд на овчине и были накрыты плащом и шинелью, снятыми с мёртвого, не обнаруживая почти никаких признаков жизни.

– Боюсь, – заметил Белок, – что нам не придётся переносить их.

Действительно, по временам слышно было, что они вздыхают или бормочут что-то, но это были последние усилия умирающих.

В то время как возле нас слышалось предсмертное хрипение, с небес снова зазвучала музыка, но на этот раз гораздо ближе. Я обратил на это внимание Белока, и рассказал ему о странных вещах, случившихся со мной ранее, когда я услыхал эти гармоничные звуки. Тогда он сказал мне, что он несколько раз, через определённые промежутки времени, тоже слышал эту музыку и не понимал, откуда она берётся. И, если есть люди, которые так развлекаются, то в них, наверное, чёрт сидит. Потом, подойдя ко мне вплотную, он прибавил вполголоса: