Мемуары наполеоновского гренадера

Старый поляк поспешил снять с него амуницию, с которой он отвык расставаться, а также меховую шапку, в которой всегда спал. Та же девушка, что вымыла ему ноги, обмыла ему и голову. Все кругом суетились и всячески ухаживали за ним. Бедный Пикар очень растрогался от оказываемых ему услуг, он плакал, крупные слезы текли по его щекам. Понадобились ножницы, чтобы его подстричь. Я вспомнил про шкатулку хирурга, взятую мною у казака, и мы нашли в ней полный набор – двое ножниц, несколько хирургических инструментов, вату и бинты. Обрезав ему волосы, старуха высосала ему рану, оказавшуюся значительно серьёзнее, чем он думал. Затем Голову Пикара забинтовали. Мы нашли пулю застрявшей в тряпках, заполнявших дно его шапки. В левом крыле Императорского орла зияла дыра. Осматривая содержимое шапки, Пикар радостно вскрикнул – он нашёл свою трубку и тут же закурил.

Нам вымыли ноги, вытерли овчинами, а потом расстелили их, как коврики. Мою рану на ноге смазали какой-то мазью, от которой, как меня уверяли, она очень скоро заживёт. Мне показали, как ей пользоваться и завернули немного этой мази в тряпочку, я спрятал её в докторский набор. Мы почувствовали себя значительно лучше и благодарили за оказанные нам услуги. Поляк объяснил нам, что он очень расстроен, что не может сделать для нас большего, что всякий человек обязан принимать странников и обмывать ноги даже врагам, а ведь есть ещё и друзья. Внезапно старуха вскрикнула и бросилась бежать: оказывается, большая собака утащила мохнатую шапку Пикара. Её хотели наказать, но мы попросили, чтобы её помиловали. Я предложил Пикару осмотреть чемодан, прикреплённый к седлу лошади. Он внёс его в комнату и положил у печи. Первое, что мы нашли – это девять шёлковых платков. «В общем, так, – проговорил Пикар – отдадим по два платка нашим принцессам. Один – старухе, остальные оставим себе!» Эта первая раздача подарков состоялась тотчас, к великой радости одаренных. Далее мы нашли три пары офицерских эполет, трое серебряных часов, семь орденских крестов, две серебряных ложки, двадцать четыре позолоченные гусарские пуговицы, две коробки с бритвами, шесть сторублёвок и испачканные кровью штаны. Я надеялся найти рубашку, но, к сожалению, её не было. А в ней я очень нуждался, ведь, согревшись, паразиты ожили и снова атаковали меня.

Девушки, вытаращив глаза, уставились на подарки – им не верилось, что это для них. Больше всего понравились им позолоченные пуговицы, которые мы и отдали им, а также золотые кольца, которые я сам надел им на пальцы. Та, что мыла мне ноги, заметила, что я отдал ей самое красивое. Очень вероятно, что казаки отрубали пальцы у трупов и снимали с них кольца.

Старику мы подарили большие английские часы и две бритвы, а также все русские мелкие деньги, на сумму около тридцати франков. Мы заметили, что он не спускает глаз с большого командорского креста с портретом Императора. Мы отдали ему этот крест. Его радости не было предела – несколько раз он подносил этот крест к губам и к сердцу. Наконец он повесил его себе на шею на ремешке и постарался объяснить нам, что только смерть сможет разлучить их.

Мы попросили хлеба. Нам принесли хлеб, сказав, что не решались предложить его раньше, настолько он плох. Действительно, мы не могли его есть. Он был из чёрного теста, полон ржаных и ячменных зёрен и рубленой соломы, царапавшей горло. Нам объяснили, что это русский хлеб: в трёх лье отсюда французы разбили русских сегодня утром и завладели большим обозом, а евреи, сообщившие это известие и бежавшие из деревень, лежавших по дороге в Минск, продали им этот несъедобный хлеб. Словом, хотя я уже с месяц не ел хлеба, но просто не смог есть этот хлеб. К тому же губы мои потрескались от мороза и кровоточили.

Заметив, что мы не в силах есть этот хлеб, они принесли нам кусок баранины, картофель, лук и солёные огурцы. Словом, отдали нам всё, что у них было, уверяя, что постараются изо всех сил достать для нас что-нибудь лучшее. А пока мы положили баранину в котёл, чтобы сварить суп. Старик рассказал нам, что в полулье отсюда есть деревня, куда бежали евреи со своими запасами, и он надеется, что у них для нас что-нибудь найдётся. Мы предложили ему денег. Поляк ответил, что вполне достаточно того, что мы уже дали ему и его дочерям, а одна из дочерей уже отправилась за покупками вместе с матерью и большой собакой.

Прямо на полу нам устроили постели из соломы и овчин. Пикар немедленно заснул, вскоре и я последовал его примеру. Мы проснулись от собачьего лая.

– Хорошо, – проговорил старый поляк, – вот и жена с дочерью вернулись.

Они принесли нам молока, немного картофеля и маленькую лепёшку из ржаной муки – всё это стоило очень дорого, что же касается водки – Nima![56]