Мемуары наших грузин. Нани, Буба, Софико

Еще в восьмом классе мы наблюдали, как она ходит в кино. Она шла вместе с подругами — и мы все за ней. Она была лидером.

А учились мы в разных школах. Я — в первой, а она — в пятой. Первая женская гимназия была очень популярной, славилась красавицами. Еще в шестой учились красивые девочки, и всегда было между ними какое-то соревнование.

Софико мне нравилась. Да все были в нее влюблены. Черты лица у нее всегда были правильными, а потом она стала совершенной красавицей. Когда вышла замуж за Георгия, мы были счастливы, потому что появилась возможность к ней приблизиться. И мы подружились.

Сама Софико абсолютно не была влюблена в себя. Она была такая простая! Смеялась, когда ее называли звездой. И не хотела, чтобы открывали ее звезду перед театром. Я, кстати, этого тоже стеснялась.

Я была знакома с Нино Рамишвили. Она была такая удивительная! Действительно, последняя из могикан! Меня просто тянуло к ней. Когда мы встречались, она словно становилась моей ровесницей.

Сейчас мне кажется, что я училась у нее чему-то.

Я звонила: «Вы никуда не уходите?» Приходила к ней. Она встречала меня вся в украшениях: «Пойми, я никуда не хожу. Но я должна быть одета. Для себя». Она многое рассказывала, всегда с огромным юмором.

Ее муж, Илико Сухишвили, был очень колоритный человек, настоящий импресарио. Она репетировала, а он организовывал гастроли.

Нино знала себе цену. Ее так все боялись, одного ее взгляда! А меня она любила и уважала. Когда шла куда-то, звала с собой. И я с удовольствием отправлялась вместе с ней. Я ее называла тетя Нина.

Как-то привела к ней маленькую Наташу, свою внучку, и они играли вместе. Рамишвили вообще как будто сравнивалась по возрасту с теми, кто находился с ней рядом.

Она не была красавицей, но была очень величественна! Для меня это важнее. Она была личностью! И чувствовала, что я ее боготворю.

После Верико Анджапаридзе осталась она, Нино Рамишвили. Но к Верико я не могла близко подойти. Была в ней какая-то сила. Она выходила к нам с Софико, недолго сидела с нами и возвращалась к себе.

Думаю, Верико знала, что она великая. И в то же время могла дома убраться, помыть окна. При этом она была недосягаемой. Но всегда меня хвалила и любила, я это чувствовала.

Вот ее муж, Михаил Чиаурели, был очень остроумным, пел, шутил. Я с ним была ближе, чем с Верико. Он брал меня за руку, уводил в комнату, и мы слушали записи его и других артистов.

А Нино была и мудрая, и остроумная, и какая-то земная. Такая, как была Софико. Она не витала в облаках, хотя могла на всех смотреть свысока. Была одинакова со всеми.

Софико звонила мне чаще, чем я ей. «Нюня, спустись». Мой дом в Тбилиси находится выше ее. И я шла к ней. Она все время что-то строила. Все время была занята. Я была свидетелем их любви с Котэ Махарадзе. Она не многим говорила об этом. А мне доверяла.

Их роман начался, когда и Софико, и Котэ были не свободны. А Тбилиси — город маленький, и конечно, очень быстро об их отношениях стали говорить. Я точно знала, как и что было. Но не смела никому об этом рассказывать. Мало того, когда однажды мой муж произнес за столом: «Говорят, у Софико и Котэ роман», я его тут же одернула: «О чем ты говоришь?! Как это может быть, она же замужем!»

Когда встал вопрос о разводе, мне позвонил муж Софико Георгий Шенгелая — как все-таки оказалась переплетена наша жизнь! — и попросил поговорить с Софико, чтобы она не уходила. Но я ему прямо сказала: «Как ты себе представляешь мой разговор? Разве возможно переубедить Софико?» Георгий помолчал, а потом согласился: «Да, ты права. Это невозможно». Правда, с тех пор наша с ним дружба сошла на нет.

Софико безумно любила театр, больше, чем кино. Играла в театре имени Руставели, а потом в театре имени Марджанишвили. Очень красивой была — худая, очень пластичная, глаза просто светились.

А какой юмор был! А как рассказывала!

Она не имела права уйти из жизни так рано! Сколько у нее энергии было, она всем раздавала свою любовь! Если кому-то что-то было нужно, она шла куда угодно. Знала, что для нее сделают все.

В отличие от меня очень смелой была. Я стеснительная, она — нет!

Свой дом Софико превратила в гостиную. Все у нее в гостях были — Ростропович, Плисецкая. Чиаурели побывала и депутатом Верховного Совета. Ни черта в этом не понимала. Но была очень решительной!

Эдуард Шеварднадзе не хотел становиться президентом после Звиада Гамсахурдиа. И Софико пошла к нему! Он потом смеялся, вспоминая о том визите — она кулаком стукнула по столу и сказала: «Какое вы имеете право отказываться?!» Шеварднадзе признался: «Я так испугался ее».

Откуда в ней это было? Наверное, от родителей. Она со всеми на равных говорила. Не боялась вообще ничего и никого. Но была очень справедливой. Я так благодарна Богу, что мы оказались так с ней переплетены!

Дома она любила халаты. Когда приходили к ней на день рождения, Софико за минуту становилась красавицей. Она и готовила, и на базар ходила, и шила, и вязала. Все умела делать! И тамадой в последнее время бывала за столом, где сидели 200 человек.