Сценарий встретили, что называется, в штыки. Не хотели, чтобы я делал кино. Говорили: мало, что ли, ему — поет, снимается, вот еще кино хочет делать. А я, пока лежал в клинике Бурденко, сочинил четыре новеллы. И после выписки начал рассказывать своим друзьям, словно этот фильм уже видел. И по их реакции понял, что история интересная.
А потом вдруг из Москвы приехали и выбрали именно мой сценарий. И я за тридцать два дня снял художественный фильм. За 250 тысяч рублей — даже по тем временам сущие копейки для кино. Снимал в домах у друзей, как мог, экономил.
Затем снова произошло это «вдруг» — мой фильм послали на кинофестиваль комедийного кино в Габрово, в Болгарию, где он должен был представлять СССР. А у меня тогда даже костюма нормального не было. Друзья одолжили. Перед отъездом я в шутку сказал им, что если у жюри есть вкус, то первый приз получим мы.
Приехали мы на кинофестиваль в Болгарию, а на нем весь мир представлен. У меня там был друг, Валера Макеев, корреспондент программы «Время» в Болгарии. Первый день мы поприсутствовали на церемонии открытия. А потом с Валерой поехали Болгарию смотреть.
На шестой день нас буквально поймали в Пловдиве. Оказалось, главный приз собираются присудить нашей картине и мне, соответственно, надо быть на церемонии закрытия. Туда все в смокингах явились и лишь один я в куртке, как идиот, на сцене стоял.
А Габрово, надо заметить, славилось своим юмором. Ну вроде как Одесса. Про габровцев и их высказывания и поступки каждый год выпускали книги юмористические. Хотя на самом деле это было не особо смешно, так как весь юмор строился на их жадности. И вот на банкете по случаю закрытия фестиваля мэр города вручил гостям эти книги в подарок. Я открыл книгу и сразу попал на такую шутку: один крестьянин пошел у соседа одолжить яички, а тот ему тухлые подсунул. Мне после этого плакать захотелось, а не смеяться. И тогда я сам рассказал мэру не анекдот, а быль.
Был в Тбилиси такой врач Вахтанг Чхеидзе, знаменитый тамада, невероятно остроумный. За ним надо было ходить и записывать его высказывания, такой фейерверк юмора был. Он врачом не работал, некогда было — с утра к нему приходили и просили быть тамадой то на свадьбах, то на юбилеях, то на крестинах. И он никому не отказывал, ходил — при галстуке, с красным носом.
Весь город знал, что у него была любовница, которая работала секретаршей директора завода. И вот как-то Вахтанг вернулся домой под утро, понятное дело, выпивший. Жена его раздевает и вдруг видит на ягодице отпечаток с копирки. Дело в том, что его любовница брала работу на дом и печатала всякие бумаги. И Вахтанг, видно, сел на одну из копирок. Там был текст вроде того, что Южная Африка согласна на поставки чего-то там. Жена Вахтанга, конечно, тоже знала о любовнице, но в этот раз ее уже достала эта ситуация.
Утром Вахтанг проснулся и говорит: «Нуну, хочу боржом!» Жена поставила перед ним воду и спрашивает: «То, что у тебя на правой ягодице написано, это Лили мне написала?» И Вахтанг мгновенно ответил: «Да, и попросила ответ на левой написать».
Когда я рассказал эту историю, мэр Габрова чуть от смеха не упал. Тогда я ему вернул книгу и сказал, когда в ней такая же смешная история появится, я приеду и заберу.
С главным призом мне полагались какие-то деньги. Но я попросил вместо них дать мне дубленку. Тогда было такое время, когда дубленки лишь по большому блату доставали. Их только члены правительства и носили. И мне дали дубленку. Я вернулся в ней в Тбилиси, и весь город за мной ходил.
Не лукавлю, говоря, что у меня был единственный костюм. Ведь ставки-то были маленькие. А потом многим помогал. Я до сих пор человек сорок кормлю. Почти все мои друзья сидят сейчас без работы. В свое время они меня кормили, теперь я их.
Нам за концерты всегда платили мало. Я как-то хотел пропустить один, сходить на футбол. Но руководитель ни в какую. Тогда я пошел к врачу, дал ему, кажется, 5 рублей. За это он написал, что у меня ларингит, петь нельзя. Концерт отменили, организаторы потеряли огромные деньги. Так мы жили при советской власти.
Когда оказывались за границей, конечно, замечали разницу в уровне жизни «загнивающего» капитализма и «процветающего» социализма. Особенно обидно становилось, когда к нам после концерта заходили журналисты. Они бывали такие довольные, интересовались, откуда мы, из какой страны. Тогда ведь не говорили, что из Грузии или Армении. Отвечали — из Советского Союза.
В те времена целенаправленно все делалось для того, чтобы наших за границей не любили, старались с нами не иметь дела. Да мы и сами тому способствовали своими поступками, политикой удивительной и непонятной.
Но наши концерты проходили везде «на ура». Мы самостоятельно все придумывали, ставили, делали. С нами работали замечательные композиторы, поэты. А ведь искусство в любом своем проявлении — это лицо страны. Это касается и художников, и писателей, и поэтов, и артистов, и спортсменов. Всех.