— А я слишком ленив, чтобы перегрызть такой толстый канат, — заметил Юксаре.
— Я тоже не виноват! — завопил Шнырек, хотя оправдываться ему было совсем не за чем… Никто никогда не слышал, чтобы он говорил неправду, даже если речь шла о его пуговичной коллекции (что достойно удивления, ведь он был настоящим коллекционером). Видно, у этого зверька было слишком мало фантазии.
И тут мы услышали легкое покашливание, а повернувшись, увидели очень маленького клипдасса. Он сидел под тентом и щурился.
— Вот как, — сказал Фредриксон. — Вот как?! — с ударением повторил он.
— У меня режутся зубки, — смущенно объяснил маленький Клипдасс. — Мне просто необходимо что-нибудь грызть.
— Но почему именно якорный канат? — удивился Фредриксон.
— Я подумал, что он очень старый и не страшно, если я его перегрызу, — оправдывался Клипдасс.
— А что ты делаешь на борту? — спросил я.
— Не знаю, — откровенно признался Клипдасс. — Иногда меня осеняют разные идеи.
— А где же ты спрятался? — удивился Юксаре.
И тогда Клипдасс не по годам умно ответил:
— В вашей чудесной навигационной каюте! (Точно, навигационная каюта оказалась тоже клейкой.)
— Послушай-ка, Клипдасс, что, по-твоему, скажет твоя мама, когда узнает, что ты сбежал? — спросил я.
— Наверно, будет плакать, — ответил Клипдасс, заканчивая эту удивительную беседу.
Глава четвертая,
в которой мое морское путешествие достигает своей кульминации и заканчивается полной неожиданностью
«Морской оркестр» одиноко плыл по морю. Солнечные голубовато-прозрачные дни однообразно следовали один за другим. Скопища морских призраков беспорядочно мелькали перед штевнем нашего судна, а мы сыпали овсянку прямо на хвосты плывущих в кильватере русалок. Порой, когда ночь опускалась над морем, мне нравилось сменять Фредриксона у руля. Озаренная лунным светом палуба, которая то тихо вздымалась, то опускалась, тишина и бегущие волны, тучи и мерцающая линия горизонта — все вместе вызывало в моей душе приятное и волнующее чувство. Я казался себе очень значительным, хоть и очень маленьким (но главным образом, конечно же, значительным).
Иногда я видел, как мерцает в темноте трубка, и на корму, крадучись и шлепая лапами, перебирался и садился рядом со мной Юксаре.
— Правда, чудесно ничего не делать, — сказал он однажды ночью, выбивая трубку о поручни парохода.
— Но мы же делаем! — удивился я. — Я веду пароход, а ты куришь.
— Куда же ты нас приведешь? — съехидничал Юксаре.
— Это — дело другое, — заметил я, потому что уже тогда был склонен к логическому мышлению. — Но ведь мы говорили о том, чтобы делать какие-то вещи, а не о том, что делают вообще. У тебя что — снова Предчувствия?
— Нет, — зевнул Юксаре. — Хупп-хэфф! Мне совершенно все равно, куда мы приплывем. Все края одинаково хороши. Пока, спокойной ночи!
— Привет, привет! — сказал я.
Когда на рассвете Фредриксон сменил меня у руля, я мельком упомянул об удивительном и полном безразличии Юксаре к окружающему.
— Гм! — хмыкнул себе под нос Фредриксон. — А может, наоборот, его интересует все на свете? Спокойно и в меру? Нас всех интересует только одно. Ты хочешь кем-то стать. Я хочу что-то создавать. Мой племянник хочет что-то иметь. Но только Юксаре, пожалуй, живет по-настоящему.
— Подумаешь, жить! Это всякий может, — обиделся я. Фредриксон опять хмыкнул и, как обычно, тут же исчез со своей записной книжкой, в которой чертил конструкции удивительных, похожих на паутину и летучих мышей машин.
А я думал: «На свете есть столько интересного, аж шерсть встает дыбом, когда думаешь об этом…»
Одним словом, в полдень Шнырек предложил послать телеграмму маме маленького Клипдасса.
— У нас нет адреса. Нет и телеграфной конторы, — сказал Фредриксон.
— Ну конечно! — расстроился Шнырек. — Подумать только, какой же я глупый! Извините! — И он снова смущенно залез к себе в банку.
— Что такое телеграфная контора? — высунулся Клипдасс, живший в банке вместе со Шнырьком. — Ее можно съесть?
— Меня не спрашивай! — ответил Шнырек. — Это что-то огромное и непонятное. Посылают на другой конец света маленькие значки… и там они становятся словами!
— Как это посылают? — недоумевал Клипдасс.
— По воздуху… — неопределенно пояснил Шнырек, помахав лапками. — И ни одно слово по дороге не теряется!
— Ого! — удивился Клипдасс. После этого он весь день вертел головой, высматривая телеграфные знаки в воздухе.
Около трех часов Клипдасс увидал большую тучу. Белоснежная, пушистая, она низко-низко плыла над землей, и вид у нее был не совсем обычный.
— Точь-в-точь как в книжках с картинками, — заметил Фредриксон.
— А ты видел книжки с картинками? — удивился я.
— Ясное дело, — ответил он. — Одна называлась «Путешествие по океану».
Проплыв мимо нас с наветренной стороны, туча остановилась, и вдруг произошло нечто совершенно удивительное, чтобы не сказать — ужасное: она повернула назад и начала нас преследовать!
— Извините, а туча не опасна? — забеспокоился Шнырек.