Мемуары папы Муми-тролля

— Потому что так интереснее! — отвечала маленькая Мюмла и снова заревела. — Мне ужасно скучно!

— Почему бы нам не отвести ее на этот праздник? — предложил Юксаре.

— А если Мюмла-мама рассердится? — возразил я.

— И вовсе не рассердится! — обрадовалась Мюмла. — Мама обожает иностранцев! И к тому же она наверняка забыла, как плохо я себя вела. Она всегда обо всем забывает!

Мюмла размотала шаль и выбежала из дома.

— Поторапливайтесь! — закричала она. — Король наверняка уже давно начал устраивать сюрпризы!

— Король? — воскликнул я, и у меня вдруг засосало под ложечкой. — Ты хочешь сказать: настоящий король?

— Настоящий, — подтвердила Мюмла. — Самый что ни на есть! Самодержец, самый могущественный король на свете! А сегодня — день его рождения, ему исполняется сто лет.

— Он похож на меня? — прошептал я.

— Нисколечко. С какой стати ему походить на тебя? — удивилась Мюмла.

Я пробормотал что-то неопределенное и покраснел. Конечно, я поторопился, высказав такое предположение. Но все-таки… Подумайте, а что, если… Я чувствовал себя королевской особой. Да, да. Во всяком случае я увижу Самодержца, может, даже поговорю с ним!

В королях есть нечто особенное, нечто величественное, возвышенное, недоступное. Вообще-то я не склонен восхищаться кем-либо (разве что Фредриксоном), но королем можно восхищаться, не роняя своего достоинства. И это приятно.

Мюмла тем временем бежала вприпрыжку по холмам, перелезала через каменные стены.

— Послушай-ка, — сказал Юксаре, — для чего вы понастроили эти стены? Вы что, запираете кого-нибудь или запираетесь от кого-то?

— Еще чего, да их просто так понастроили, — отвечала Мюмла. — Подданным королевства нравится строить стены, потому что тогда можно брать с собой еду и устраивать пикники… Мой дядя по материнской линии построил стену в семнадцать километров! Вы бы удивились, если бы познакомились с моим дядей, — весело продолжала она. — Он изучает все буквы и все слова слева направо и наоборот и носится с ними, пока точно не уверится, что хорошенько выучил их. А если слова очень длинные и заковыристые, то он изучает их целыми часами.

— Например, такие, как «гарголозумдонтолг!» — подсказал Юксаре.

— Или «антифилифренсконсумция», — сказал я.

— О-о-о! — воскликнула Мюмла, — возле таких длинных слов ему пришлось бы разбить палатку! По ночам он закутывается в свою длинную рыжую бороду. Одна половина бороды — одеяло, а другая половина — матрац. Днем у него в бороде живут две маленькие белые мышки, им не приходится платить за квартиру, потому что они такие хорошенькие!

— Прошу прощения, — сказал Шнырек, — но мне кажется, что она опять дурачит нас.

— Мои сестры и братья тоже так думают, — хихикнула Мюмла. — Их у меня четырнадцать или пятнадцать, и все они думают то же самое. Я старшая и самая умная. Но вот мы и пришли. Теперь скажите маме, что это вы заманили меня сюда.

— А как она выглядит? — спросил Юксаре.

— Она кругленькая, — отвечала маленькая Мюмла. — У нее все круглое снаружи и, наверное, внутри тоже.

Мы стояли перед высоченной стеной из булыжника, ворота ее были увешаны гирляндами. А наверху висел плакат:

САДОВЫЙ ПРАЗДНИК САМОДЕРЖЦА!

ВХОД СВОБОДНЫЙ!

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

БОЛЬШОЕ ТОРЖЕСТВО ПО

СЛУЧАЮ НАШЕГО СТОЛЕТНЕГО ЮБИЛЕЯ!

НЕ ПУГАЙТЕСЬ, ЕСЛИ

СЛУЧИТСЯ ЧТО-НИБУДЬ УДИВИТЕЛЬНОЕ!

— А что случится? — спросил Клипдасс.

— Что угодно, — ответила Мюмла. — И это самое интересное.

Мы вошли в сад. Он был дикий, заросший, какой-то небрежно буйный.

— Извините, а дикие звери здесь водятся? — спросил Шнырек.

— Гораздо хуже, — прошептала Мюмла. — Пятьдесят процентов гостей бесследно исчезают! Просто жуть. Ну, я пошла. Привет!

Мы осторожно последовали за ней. Дорога извивалась меж густых кустов и была похожа на длинный зеленый туннель, наполненный таинственным полумраком…

— Стойте! — воскликнул Фредриксон, навострив уши.

Дорога обрывалась у пропасти. А внизу, в расселине (нет, об этом просто страшно говорить), висело и таращило на нас глаза что-то мохнатое с длинными шевелящимися ногами… Это был огромный паук!

— Ш-ш-ш!.. Поглядим, злой ли он, — прошептал Юксаре и бросил вниз несколько маленьких камешков.

Тогда паук замахал ногами, словно ветряная мельница крыльями, и завертел глазами (ведь они у него крепились на стерженьках).

— Да он ненастоящий! — изумился Фредриксон. — Ноги-то из стальной спирали! Хорошо сделан.

— Извините, но, по-моему, так шутить не годится, — сказал Шнырек. — На свете и без того хватает страшного и опасного!

— Ах, эти иностранцы! — вздохнул Фредриксон и пожал плечами.

Я был глубоко потрясен, не столько пауком, сколько вовсе не королевским поведением Самодержца.

У следующего поворота тоже висел плакат.

ТЕПЕРЬ-ТО УЖ ВЫ ИСПУГАЕТЕСЬ! — обещал он.

«Как может король ребячиться таким образом? — взволнованно подумал я. — Это несолидно, если королю сто лет! Ведь нужно дорожить восхищением своих подданных. Нужно внушать уважение!»

Тут мы подошли к искусственному озеру и стали пристально разглядывать его.