Мемуары папы Муми-тролля

Уцепившись за дощечку, она плыла по волнам; ее то кидало, словно мяч, в залив, то уносило назад в море. Я ринулся на отмель и закричал изо всех сил:

— Я здесь!

Вот она появилась снова. Она выпустила доску из лапок, и ее несло на гребне волны прямо ко мне. Не моргая, смотрел я на приближающийся ко мне водяной вал. Через секунду потерпевшая была в моих объятиях, и мы беспомощно закружились в кипящем водовороте.

С неведомой мне ранее силой я крепко-накрепко уперся ногами в песчаное дно и выбрался на берег. Волны жадно хватали меня за хвост, а я упирался, боролся и наконец положил свою прекрасную ношу на берег, в безопасном, подальше от жестокого моря, месте. Ах, это было совсем не то, что спасать тетку Хемулихи! Ведь теперь это был муми-тролль, как и я сам, но еще красивее, чем я: маленький тролль женского рода, которого я спас!

Она села и запричитала:

— Где моя сумка? Спасите же мою сумку!

— Вы держите ее в своих лапках, — сказал я.

— Ах, так она при мне! — воскликнула она. — Какая радость…

Она тут же открыла ее и, порывшись, извлекла пудреницу.

— По-моему, морская вода испортила пудру, — огорченно сказала она.

— Не важно, вы и без нее прекрасны, — галантно заметил я.

Она взглянула на меня — о, это был неописуемый взгляд! — и сильно покраснела.

Позвольте мне остановиться на этом столь значительном рубеже моей бурной молодости, позвольте мне закончить свои мемуары на том, как Муми-мама — самая прекрасная из муми-троллих — вошла в мою жизнь! Она ласковым и понимающим взглядом посмотрела на все мои ребячества, и я стал вести себя здраво и разумно, и вместе с тем жизнь моя утратила очарование дикой свободы… Эта утрата, по-видимому, и засадила меня за мемуары.

Все, о чем я пишу, случилось ужасно давно, но теперь, когда я оживил в памяти эти события, мне кажется, что подобное могло бы произойти со мной снова, хотя уже на совершенно иной лад.

Я откладываю в сторону перо, которым писал свои мемуары, твердо уверенный в том, что прекрасная пора приключений наперекор всему не окончена — ведь это было бы довольно печально.

Пусть каждый достойный уважения муми-тролль задумается над моими переживаниями, моим мужеством, здравым смыслом, моими добродетелями, а возможно, и над моими глупостями (если он еще не принял решение набираться ума-разума на собственном опыте)…

На этом мемуары заканчиваются. Но за ними следует важный эпилог.

Переверните страницу!

Эпилог

Муми-папа отложил перо и молча окинул взглядом свою семью.

— Молодец! — растроганно сказала Муми-мама.

— Молодец, папа, — подтвердил Муми-тролль. — Теперь ты стал знаменитым.

— Это почему же? — прямо-таки подскочил папа.

— Прочтут твои мемуары и решат, что ты знаменитый, — уверенно заявил Муми-тролль.

Писатель весело помахал ушами.

— Может статься!

— Ну а потом, — крикнул Снифф, — что было потом?

— Ах, потом… — Папа сделал неопределенный жест, подразумевавший дом, семью, сад, Муми-дол, вообще все, что идет следом за молодостью.

— Дорогие дети, — робко сказала Муми-мама, — потом началось это…

Внезапно веранда задрожала от порыва ветра. Хлынул дождь.

— Каково-то плыть по морю в такую ночь, — пробормотал папа словно про себя.

— Ну а мой папа как же? Юксаре? Что с ним сталось? И что было с мамой? — спросил Снусмумрик.

— А со Шнырьком? — крикнул Снифф. — Куда ты дел моего единственного папу? Уж я не говорю про его коллекцию пуговиц и про зверюшку Сос!

На веранде наступила тишина.

И тут, именно в самый важный для всей этой истории момент, в дверь постучали. Раздались три сильных, коротких стука.

Муми-папа вскочил.

— Кто там?

Кто-то басом ответят:

— Отвори! Ночь мокрая и холодная!

Муми-папа широко распахнул дверь.

— Фредриксон! — крикнул он.

И на веранду действительно вошел Фредриксон, стряхнул с себя капли дождя и сказал:

— Привет! Привет! Не сразу мы вас нашли.

— Ты ни капельки не постарел! — восторженно воскликнул Муми-папа. — Ах, как замечательно! Ах, какая радость!

Тут послышался глухой голос:

— В такую роковую ночь забытые кости стучат громче, чем когда-либо! — И из рюкзака Фредриксона, приветливо улыбаясь, выползло привидение собственной персоной.

— Добро пожаловать! — сказала Муми-мама. — Не хотите ли кофе?

— Спасибо, спасибо, — отвечал Фредриксон. — Чашечку мне и чашечку привидению. И еще несколько чашечек для тех, кто еще за дверью.

— А там еще кто-нибудь? — спросила Муми-мама.

— Родители пришли. Только они вроде как стесняются.

Снифф и Снусмумрик выбежали прямо под дождь, а там стояли их папы и мамы! Они мерзли, но ужасно стеснялись, оттого что так долго не давали о себе знать. Там стоял Шнырек и держал за лапку зверюшку Сос, а еще стояли большие чемоданы с коллекцией пуговиц. Тут же были Юксаре с погасшей трубкой во рту, и растроганная до слез Мюмла-мама, и Мюмла, и тридцать четыре малыша Мюмлы-мамы, и, конечно, малышка Мю (которая нисколечко не подросла). И когда они все вместе поднялись на веранду, стало так тесно, что стены ее выгнулись наружу.

Эту ночь невозможно описать!