Мемуары разведчика

Он любил Германию, гордился вкладом своей родины в мировую культуру. Политическую и моральную этику немецкого чиновника отец видел в том, чтобы верно служить своему отечеству и подчинять ему личные интересы. Дисциплина, порядок и прилежание были для него неприкосновенными добродетелями и решающими факторами, которые, по его мнению, должны гарантировать внутреннюю сплоченность всего немецкого народа. Действовать в этом направлении он считал своим высшим патриотическим долгом. Отсюда логически следовало, что нарушение дисциплины и порядка является предательством интересов Германии, подрывом ее национальных устоев, ее добродетелей и силы независимо от того, с чьей стороны это нарушение исходило. В этой связи он выступал даже за чрезвычайные меры, если существующие законы не обеспечивали спокойствие и порядок, отдавал приоритет военным мерам перед политическими, юридическими, экономическими и другими соображениями.

Отец считал, что на Германии в историческом и географическом плане лежит особое обязательство быть для народов Европы образцом порядка и дисциплины. Таким был мой отец. Когда я, находясь в плену в Нидерландах, узнал о его смерти, то пролил немало слез.

О моей матери мало что можно сказать. Она была второй женой отца и на 20 лет моложе его. Очень энергичная, а иногда импульсивная, она определенным образом дополняла по характеру отца. Ее родители имели дело в Баутцене[1]. Когда в городе бывали базарные дни, сорбские крестьяне оставляли свои товары в доме бабушки и дедушки, где я часто гостил. Беседы с крестьянами для меня всегда оказывались интересными, и я даже познакомился поближе с одним пареньком из их среды. Позже он стал священником. Для сорбского крестьянского сына это кое-что значило. Во времена нацизма я с ужасом узнал, что его арестовали. Впечатления от тесного общения с сорбами (мой отец тоже говорил по-сорбски) были одной из причин того, что я никогда не мог понять и тем более одобрить расовую теорию нацистов.

Школа, в которую меня отдали родители по рекомендации одного знакомого профессора педагогики, была основана в Дрездене после первой мировой войны и считалась передовым для того времени государственным учебным заведением. В процессе обучения в ней опробовались и применялись новейшие знания в области педагогики и юношеской психологии. Для новичков эта школа выглядела, наверное, чем-то вроде страны чудес. Совместное обучение мальчиков и девочек, обмен учениками между классами, регулярное пребывание одного из классов в полном составе в школьном интернате в сельской местности — конкретные примеры новых для того времени методов школьного воспитания. Развитие на специальных курсах музыкальных способностей или склонности к ремеслам было так же естественно, как и преподавание в небольших по числу учеников — от 15 до 30 человек максимум — классах. Столы и стулья для учащихся с первого класса, практическая работа с микроскопом и инструментами для анатомического препарирования, с теодолитом и мерной рейкой, регулярная демонстрация кинофильмов и ежегодные выборы директора школы коллегией учителей — все это являлось новшеством для 20-х годов.

Непререкаемым принципом считалось, что каждое мнение заслуживает внимания, если оно излагается серьезно и обоснованно и если даже с ним не согласны остальные. Контраргументы требовалось также всегда высказывать открыто. Так, при содействии учителей уже в ранние годы у учеников воспитывалось чувство уважения к духовному миру и уровню других. Сами учителя вели преподавание в таком же духе.

В школе уделялось также должное внимание спортивной подготовке. Моим тщеславным желанием было входить в число лучших по этому предмету, что мне часто и удавалось. Регулярно мы совершали туристские походы, которым очень радовались. И единственно, что омрачало тогда нашу жизнь 10—12-летних подростков, так это необходимость после двух походов писать сочинение о своих впечатлениях.

В школе не выставляли оценок в обычном смысле, а выносили суждения. Поскольку преподавательский состав и учебный план являлись для того времени прогрессивными и никак не соответствовали господствующим тогда представлениям, школа вскоре прослыла «красной». Действительно, часть учителей находилась под влиянием социалистических идей, поэтому многие семьи из прогрессивных кругов посылали своих детей именно в эту школу. Это привело к тому, что разница в социальном положении семей и их политических взглядах не являлась барьером между учениками, как в других школах, терпимость ко взглядам других и дружеские чувства были в порядке вещей.