Недоверие генерала Гелена переросло в глубокую ненависть, которая еще более усилилась, когда он понял, что Отто Йон действительно верил в мирный путь и демократическое развитие буржуазной Германии и к тому же еще пытался организовать подчиненную ему службу в духе верности конституции. Как выявилось потом, Отто Йону не хватило сил, чтобы пробиться через оппозицию реакционно-консервативной клики из секретной службы. Позже я еще расскажу о связанной с этим личной трагедии Отто Йона. В его судьбе проявилось то, что между двумя антиподами — ФРГ и ГДР — не было идеологически нейтрального промежуточного пространства, на основе которого можно было бы содействовать решению германских дел.
Последовавшая после событий 1953 г. поляризация сил содействовала созреванию моего решения ускорить проникновение в Центр службы Гелена. При этом, однако, важно было не допускать спешки и использовать только имевшиеся у меня в ГП возможности. К этим возможностям относилось обещание Райля, данное им при переезде в Пуллах, потянуть меня за собой в Центр, а также личный конфликт между руководителем генерального представительства Лейдлем и Гансом Фризеном, то есть мной.
Я постарался раздуть этот конфликт, постоянно жалуясь в Центр на грубые и грязные интриги Лейдля. Я мог это сделать еще и потому, что приютившее меня подразделение «контршпионаж» являлось официально признанным, и мне не грозило увольнение. Тем не менее при такой игре сил в ОГ существовал определенный риск, который я не всегда мог обсудить с советскими офицерами. Кстати, они были настроены не слишком оптимистически в отношении возможности моего проникновения в Центр. И все же это состоялось. 21 августа 1953 г. руководитель фирмы Лейдль письменно сообщил мне (я в то время болел), что в октябре 1953 г. меня переводят в Центр. Как истинный лицемер, он писал: «Только уверенность в том, что Вы в Центре возглавите реферат, который тесно связан с нами и, к сожалению, недоукомплектован, заставила меня выполнить желание руководителя „30“[18]
о Вашем переводе».В «лагере святого Николауса»
Завершив все свои текущие дела, я 1 октября 1953 г. выехал в Центр, чтобы приступить к выполнению обязанностей в подразделении по контршпионажу. Организация к этому времени уже размещалась в поместье Рудольфа Гесса в Пуллахе.
Когда я рано утром вышел из вагона на главном вокзале Мюнхена, там меня уже ожидал мой новый шеф с машиной. По дороге в Пуллах я размышлял о своем будущем, о том, что мне необходимо сделать, чтобы справиться с задачей. Через главные ворота, предъявив американские документы, мы въехали на территорию, где за полуторакилометровой серой стеной и проволокой находились более 20 двухэтажных домов, бараков и бункеров.
Итак, я поступил в распоряжение подразделения по контршпионажу, кодовое обозначение «40», которое располагалось в одном из бараков. Со всей штаб-квартирой я не стал сразу знакомиться, поскольку было нецелесообразно в первые же дни проявлять излишнее любопытство. Окружение и персонал в Центре произвели на меня впечатление спокойствия, деловитости и ухоженности. Резиденция приятно отличалась от заднего двора генерального представительства в Карлсруэ.
Мой новый шеф, барон фон Роткирх унд Пантен, возглавлявший в организации подразделение по контршпионажу, был отпрыском обедневшего, но древнего, возвысившегося еще при Фридрихе Великом силезского дворянского рода. Он вполне соответствовал вкусам Гелена, судившего о людях по их родословной и положению, предпочитавшего силезцев и офицеров генерального штаба.
Пятидесятипятилетний барон фон Роткирх — типичный «поместный дворянин» — отдавал свои указания с ядовитым, но тонким юмором и вел почти спартанскую жизнь. В рабочей обстановке он называл себя «Родерих». Свой опыт в области контршпионажа Роткирх получил у Канариса, долгое время служил в отделе абвера в Бреслау и, как закоренелый антикоммунист, был отмечен за особые заслуги во время войны в подразделении «Валли-III», то есть, в службе контршпионажа. Он работал против советских агентов, организовывал дезориентирующие радиоигры и, главное, разработал «искусную систему» использования трофейных материалов и допроса пленных. У нас все время говорили, что именно здесь крылась подлинная сила прежнего 12-го отдела генерального штаба. Однако послевоенная практическая работа абверовцев заставила меня усомниться в этом.