Мирабелла не смела сопротивляться. Что толку, если она будет упираться, привлекая к себе ненужное внимание. В храме царило оживление, люди переглядывались, переговаривались, где-то раздавались изумленные, радостные или удивленные восклицания. Большинство присутствующих так или иначе поддерживали старую династию и теперь не могли скрыть облегчения от того, что кое-что в жизни осталось неизменным. Но время от времени раздавались голоса в защиту принцесс. Некоторые были уверены, что в качестве королевы принцесса Августа была бы лучше Ханны Данской, которая, чего доброго, еще и жену принцу выберет из числа иностранок. Кроме того, принц Богумир еще молод, какое-то время за него – или вместе с ним – править будет мать. Там женщина у власти, тут женщина у власти, так не все ли равно, какая из них? Почему бы не принцесса, которую можно замуж выдать с выгодой для короны?
Все эти рассуждения были для Мирабеллы и радостны – значит, все-таки кто-то поддерживал ее сестру – и в то же время исполнены горечи. Она боялась, что ее заметят, и поэтому легко позволила юноше увлечь себя прочь.
Но уже за первыми же дверями, отрезавшими ее от внешнего мира, принцесса решительно высвободилась из его объятий:
- Благодарю вас, сударь. Вы можете идти!
- Вы, - Родольф отступил на шаг, - меня отсылаете?
- Да. Вы оказали мне услугу. Благодарю вас. Вы свободны.
- Но я, - юноша пожирал ее глазами, - я думал… Я могу еще что-нибудь ради вас сделать?
- Ничего, - Мирабелла отвернулась. – Больше вы ничего не сможете сделать.
Стиснула руки на груди, не спеша направилась прочь, размышляя.
- Что же теперь… - догнал ее возглас. – Что вы будете делать?
Она остановилась.
- Я пока не думала об этом, - призналась почти честно. – Наверное, мы с сестрой вернемся в монастырь. Там наше место…
- Нет!
Он рванулся к ней, протягивая руку, чтобы удержать, и замер, чуть-чуть не донеся ее до цели.
- Не надо…
- А что нам еще остается? Мы покинули монастырь, где выросли и где могли уже принести обеты, будь все иначе. Августа, как старшая дочь, еще могла на что-то надеяться, но я… Мое место там, у статуи богини. Я пока еще не принесла ей обета служения. Теперь самая пора это сделать. Прощайте!
- Нет, прошу вас, - Родольф все-таки рискнул заступить ей дорогу. – Не торопитесь!
Но принцесса лишь покачала головой и, молча обойдя замершего на пороге юношу, ушла прочь, плотно притворив за собой двери.
В душе Августы бушевало пламя, но внешне принцесса сохраняла спокойствие ледяной статуи. Когда в центр зала вышел один из жрецов Прове-справедливого и громко объявил, что большинством голосов был избран принц Богумир, сын короля Болекрута, ей показалось, что рушится мир.
- Нет! – услышала она свой голос. – Это неправда!
- Вы сомневаетесь? – королева Ханна тоже еще не до конца поверила случившемуся.
- Да. Я требую… требую, чтобы точно сказали, сколько голосов отдано за каждого!
- Вы получили меньшинство, ваше высочество, - произнесла королева.
- Но сколько было голосов? Я могу узнать точно?
Королева переглянулась с канцлером. И тот неожиданно пожал плечами:
- Этого никогда не делали…
- Но и королей никогда не выбирали! – воскликнула Августа. Отчаяние толкало ее на отчаянный поступок.
- Смирись, - улыбнулась мачеха. – Ты проиграла. Вы оба проиграли!
Августа бросила взгляд в сторон Яго. Тот замер неподвижно, и не было заметно, что он расстроен или возмущен результатом. Лишь брошенный в ее сторону взгляд заставил девушку встрепенуться. «Ты должна! Должна что-то сделать! Ради меня! – казалось, кричал этот взгляд. – Ради нас!»
- Я должна узнать, - произнесла принцесса, - сколько именно голосов отдано за меня. Здесь присутствовали двести пятьдесят лордов. И одно дело, если двести проголосуют «за», а пятьдесят – «против». И совсем другое – если «за» проголосует сто двадцать, а «против» - сто тридцать.
Королева опять посмотрела на канцлера, и тот кивнул:
- Что ж, это… справедливо.
Обратились к жрецам Прове. Те не выказали никакого удивления, и почти сразу назвали точное число.
Оказалось, что в трех сосудах нашлось всего двести сорок жребиев – еще десять лордов отказались голосовать или вовсе отсутствовали на заседании. Из тех сто двадцать пять голосов было отдано за принца Богумира, одиннадцать – за Яго Беркану и остальные – за принцессу Августу.
- Вы довольны? – теперь королева улыбалась открыто. К ней уже потянулись придворные с поздравлениями и выражением симпатии.
- Нет. Голосование не закончено. Еще не все жребии брошены. Вы слышали? Десять человек не голосовали вообще.
- Ну и что? Десять голосов против двухсот сорока! Подумаешь!
- А что, если это бы эти голоса были отданы за меня?
Королева обернулась на Виллема Протову. Канцлер пожал плечами, подсчитывая в уме:
- Все равно было бы сто двадцать пять против ста четырнадцати…
- … и одиннадцати голосов за кузена Беркану.
- За убийцу и чернокнижника! – вспылила королева. – Вы только ее послушайте! Вы что, уверены, что нашим королем может быть… колдун? Тот, кто знается с темными силами? Тот, кто хотел убить принца Богумира?