Какой внезапной бомбой оказался я в небольшом бревенчатом доме на берегу! Меня надо было и положить куда-то, и накормить, и вымыть, и сходить со мною в школу. Наверное, дочери тети Нюры шипели на свою мать, что та согласилась взять меня к себе — по тем временам это был поступок грандиозного великодушия. Но этих подспудных девичьих неудовольствий я совсем не замечал. Я прекрасно и свободно чувствовал себя и дома, и на огороде, и в саду, и за столом. Только один раз тетя Нюра внезапно стукнула деревянной ложкой о столешницу:
— Молчать, змеи шипучие. Я здесь хозяйка. Сироту обижать не дам.
«Шипучие змеи» все вместе сделали для меня много добра, за которое я им, конечно, не отплатил. Каждая из них меня чему-нибудь научила или пыталась научить. Веселая и подковыристая Тамара — жалеть детей. В то время она только начинала свою работу воспитательницы в детском доме и рассказывала мне обо всех своих питомцах. Кого бросили матери. У кого нашлись родители.
Все это было очень интересно, и через нее я впервые учился сострадать.
Нина — терпению и самоограничению. Из обмолвок я понял, что у нее на фронте убили жениха. Нина работала в финотделе и, по-моему, уже тогда начинала учиться в институте. Ее зарплата и рабочая хлебная карточка имели для семьи большое значение. Ее всегда нагружали поручениями. Если болела бабушка, вызывать врача, сходить в аптеку. Вечерами Нина, если не занималась, то шила на семью. Несколько раз заходили кто-то из ее сверстников, уже вернувшихся по болезни с фронта, но у Нины не было времени с ними поболтать: или корпела над тетрадками, или строчила на швейной машинке. Мать ее, тетя Нюра, часто пыталась помочь ее встречам с парнями. Предлагала доделать, дошить за нее. Но у Нины было свое понятие
Валентина — меньшая — из сестер самая незаметная. Да ее и трудно было заметить: целый день она в ремесленном училище. Она ходила в больших бутсах и телогрейке. Валя научила меня копать огород, держать в руке молоток и пилить дрова. Я не любил ни копать землю, ни пилить дрова. Валя говорила: ты только поддерживай пилу, я буду ее тянуть. Я жаловался, что устал, и Валя старательно объясняла мне: что как бы ни скучна была тебе
Три сестры, как добрые феи, наградили меня каждая своим, самым дорогим.
И все же не сложилась судьба у трех добрых фей. Нина вышла замуж только после сорока, за вдовца намного старше ее, со взрослыми детьми. Тамара родила ребенка и развелась с мужем. До сих пор она то сходится со своим Жорой, то расходится. А тем временем в этой личной неустроенности уже выросла у нее дочь, и стала Тамара бабушкой, а все мыкается, ходит с чемоданчиком из одного дома в другой. Заметил я закономерность: чем раньше на переломе юности застала человека война, чем больше он принимал участия в делах взрослых, тем меньше счастья дала ему судьба. Что-то обгорало у выходящих из юности людей, чем ближе они были к войне. В этом смысле самой младшей дочери тети Нюры повезло больше всех — хотя какое, казалось, в то время везение! После ремесленного ее распределили куда-то под Москву, на завод, и она уехала в своей телогрейке к тяжелых башмаках. Через несколько месяцев, когда уже был в Москве, она позвонила нам. Дома был только я и тут же отправился на встречу сестры. Боясь Москвы, она с подругами сидела на каменной балюстраде возле кассы на станции метро «Парк культуры».
— Здравствуй, Валя, — закричал я, — как я рад тебя видеть! Смотри, что у меня есть! — и показал ей маленький браунинг, который на компас выменял у ребят во дворе.
Валя сказала, что живет в общежитии, из метро они с девчатами решили не выходить, боятся. Спросила, ел ли я сегодня. Потом достала из авоськи ломоть хлеба с салом и половину дала мне.
Лет через семь Валя выходила замуж, мы ездили с ней на свадьбу с мамой. Свадьба проходила в небольшом рубленом доме, возле нынешней окружной дороги. Женихом Вали был мощный парень, шофер Леня. На свадебном столе стоял самогон и много студня. Чадно, бедно неуютно. И ничего, казалось бы, не предвещало хорошей жизни. А повернулось по-другому.
Через год у них прибавлялось по дочке, пока не родился мальчишечка Сергей. Не так просторно было семье из шестерых человек в старом доме.