Мемуары советского мальчика

Интермедия. В те далекие времена Дон разливался бескрайне, на полях в лужах порой даже оставалась приличных размеров рыба, меж кустов мужики ставили сети, которые они по пьяни могли забыть и потом летом было забавно видеть остатки сетей практически среди леса. Зимой лёд на реке вырастал до метровой толщины. Его организованно выпиливали специальные бригады — для летних ледников райпищеторга, райПО, хлебозавода и прочих потребителей холода. Тогда в наших «тигулях» напрочь отсутствовали не только домашние, но и промышленные холодильные установки. Кубы голубого льда, укрытые соломой, поддерживали в хранилищах с провизией нужную температуру до следующей зимы. Так было тысячи лет до меня, так было и в моем детстве.

Вернемся к картошке. Работа тяжелая, особенно для нашего несчастного коня. Его часто останавливают, давая передохнуть, «заправиться» овсом из торбочки и «испить шеломом воды из Дона». И так весь день. Коник обслуживал несколько судейских семей, мы были все, естественно, соседями по участкам. Вокруг на лугах тоже кипит работа, копошатся люди, как правило, все друг друга знают. Кое у кого тоже есть лошади — тоже от своих организаций, иметь лошадь частным образом было нельзя, но эти запреты как-то обходились и власть, установившая эти дурацкие законы, сама смотрела на их нарушение сквозь пальцы, понимая в то же время их абсурдность.

В основном, все сажают все-таки «под лопату», то есть, когда один ковыряет землю на штык лопаты, а второй (вторая) бросает картошку в ямку и тут же присыпает её землей. Не каждый раз получается «отсадиться» за один день. К тому же Митяя в эти горячие денёчки знакомые усиленно «магарычат» со всех сторон: чтобы тоже сажать «под лошадь» — это гораздо легче, к тому есть на ком тащить мешки с семенами, а не на своем горбу. Судьи, как старшие по «посадке» во всех смыслах — а это две дамы в возрасте (но тоже пашут, как и все) — нехотя разрешают Митяю использовать наше орудие производства на стороне, так как они сами, вообще-то, преступают закон: лошадь им выделена для разъездов, а не для их личных нужд, а также заседателей, секретарей и даже уборщиц.

Ладно. Картошку посадили. Между прочим, на тех же участках сажали кому что вздумается, не только картошку: свекла, тыква, кабачки — это для скотины; помидоры, капуста, огурцы — это для людей. Тогда колорадский жук до нас еще не добрался, поэтому за все лето надо было прогуляться на плантацию еще только один-два раза, чтобы прополоть от сорняков и «окучить».

Этим занимались, в основном, женщины, которым по жизни «не хватало» стирки, готовки, уборки, ухода за детьми, приусадебным участком и за домашней скотиной — всё это считалось не труд, а так — тунеядство, преследуемое по закону. Женщина должна была обязательно иметь еще и официальное место работы, сведения о которой в те благословенные и свободные времена заносились в личный паспорт гражданина Союза ССР.

И вот подходит конец августа-начало сентября. Наступает тот самый праздник «Kartoshka-Fest» — время уборки урожая картошки. Воскресный день — тогда был один выходной в неделю, — картофельные поля окрасились разноцветными пятнами — это сотни людей готовятся к празднику. Дядя Митяй опять впрягает нашего боевого коня в оглобли с плугом-лемехом, и они вдвоем шуруют по борозде.

Лемех вываливает из-под высохшей ботвы куст картошки, мы её подбираем в ведра и относим в мешки. Картошки всегда было много, крупная и это, несмотря на генетическое однообразие семенного материала — тогда из Голландии нам семена не привозили — работал плодородный после разлива Дона слой ила (как в Египте после разлива Нила).