Мемуары Ведьмы. Книга вторая

— А накануне такое привиделось, что и словами страшно описать, — второпях продолжала она. — Приснилось мне, будто я встала посреди ночи и уснуть не могу больше. Пошла воды попить на кухню. Возвращаюсь, а муж мой лежит на кровати в свете луны, и совсем как не живой. Я подошла к нему, наклонилась послушать — дышит или нет. А дыхания то и нет вовсе. Я зажгла ночную лампу, подошла к нему снова, а он как труп лежит. Глаза его впали совсем, темные круги на месте очей, нос тонкой высохшей кожей покрыт. Челюсти нижней, баб Валь, будто нет совсем, а шея в одних венах, словно вся ссохшаяся. Помню, не хотела шуметь, но увидев такое, тут же закричала от ужаса. И в тот же миг сама проснулась от своего же крика. Муж мой стоял на коленях и успокаивал меня в этот момент, целуя мои руки. Говорю тебе, дела неладные с нами творятся. Мужик мой спит весь день, бледный, худой. Я не высыпаюсь, сил совсем нет, а тут еще кошмары одолели. После ночи на работу идти, а у меня голова кругом и ночные ужасы перед глазами весь день стоят.

— Я посмотрю по твоему перу, что вокруг дома происходит. А ты постарайся не думать о плохом и заходи ко мне вечером после работы, — уже в дверях ответила ей бабушка.

Та второпях поблагодарив нас, выскочила на улицу. Я видела, как она выбегает со двора, размахивая своими тонкими руками проезжающему по соседней улице автобусу.

— Похудела она очень, — произнесла я.

— Точнее сказать, высохла совсем, — поправила мои слова бабушка, — за Крокусом сегодня не пойдем.

Я ликовала, моя маленькая мечта сбылась и, сбрасывая тапочки, я уже ныряла под покров пухового одеяла.

— Я буду проводить ритуал, пока солнце не взошло. Ты будешь мне помогать? — вдруг послышался неожиданный вопрос.

Я обожала всякого рода ритуалы, и с большим энтузиазмом предвкушала каждый из них, но сейчас мной так сильно овладела лень, что я даже всерьез подумала отказаться от участия. Однако, еще никогда за все время обучения у бабушки я не пожалела, что присутствовала на ее по истине уникальных колдовских обрядах. К тому же так часто бывало, что самое раннее утро давало мне намного больше сил и энергии на весь день, чем пара тройка лишних часов сна. И когда очередной раз послышалось протяжное вопросительное междометие «ну-у-у?», я нехотя поднялась с кровати и засунула ноги обратно в тапки.

— Если будешь спать, спи. А если хочешь мне помочь вставай и иди в погреб, — еще не видя, что я поднялась, она снова крикнула из кухни.

Шоркая, я подошла к ней и приняла маленький исписанный листик. Заставляя себя проснуться, я спустилась в погреб. Его холод, как назло, снова вернул меня мыслями в свою нагретую кровать. Лишь только фантазии о тепле и уюте пухового одеяла роились сейчас в моей голове, и я, по несколько раз читая названия трав и предметов, тщетно пыталась сосредоточиться и взять правильный засушенный веничек или баночку с деревянных полок. В списке так же указывалась продолговатая резная шкатулка, которую я никогда не открывала и даже толком не обращала на неё внимания. Она показалась мне весьма милой, как только я спустила ее с самого верха. Неглубоко в дереве были вырезаны ветки рябины и озорные птички, прилетевшие ею полакомиться. Краска в бороздках уже давным-давно выцвела и лишь легким оттенком напоминала о своей былой сочности. Рыжая рябина слегка отливала золотом, а длинные бирюзовые ветки напоминали чьи-то проступившие сквозь кожу вены. Я аккуратно подняла её из погреба и поставила на кухонный стол. Она была защелкнута всего на один металлический крючок, плотно входивший в такую же резную местами поржавевшую петлю. Её было совсем нетрудно открыть, но я не посмела этого сделать, и вновь нырнула в погреб за остальными атрибутами.

Как только я вылезла с охапкой сухих трав, мне было велено налить в алюминиевый таз теплой воды и поставить на пол подальше от центра комнаты. Выполнив поручение, я краем глаза увидела, что бабушка подошла к резной шкатулке, и выдернула крючок из петли. Тот час подскочив к ней, чтоб ничего не пропустить, я заглянула ей через плечо. Но то, что я увидела, напоминало какие-то длинные неровные отрезки, чрезмерно бледного трупного вида с сине-фиолетовыми шляпками. В первую же секунду её содержимое вызвало во мне отвращение, но бабушка аккуратно отсоединив одну сморщенную трубку от другой, достала из ящика длинный изящный гриб. Он выглядел довольно большим и странным образом подсушенный, так что мягкие ткани все еще будто бы жили, правда, теперь уже с меньшей силой. Его шляпка казалась неровной, с искусными фиолетовыми акварельными пятнами, которые в свою очередь украшали мелкие выпуклые белые точки. Чуть ниже, словно сотканный из сотни паутин красовался насухо прилипший одной стороной к стеблю, подшляпный зонтик. Это был крупный, засушенный специальным способом, Мухомор, который теперь больше походил на мумию какого-то инопланетного существа, чем на некогда красивый и яркий гриб.

— Это же Мухомор! — воскликнула я.

— Да, именно он, — призналась бабушка, — у меня и Поганки имеются, но для нашего ритуала незаменим именно Мухомор!